Пленники раздора - стр. 8

Колдун сделался злее, чем был, а на Зорана метнул такой взгляд, что выуч сразу же слился с неровной крепостной стеной.

«Девку свою». Вот уж и, правда, ярмо. И Клесх от него избавлять не станет. Надо ему больно. Поди, потеха – глядеть, как полоумная к нелюдимому креффу льнёт.

…– Сейчас-сейчас покушаешь, свет мой ясный, а то, вон, гляди, как с лица спал, одни глаза остались…

Колдун очнулся от мрачных размышлений. Светла продолжала хлопотать – отодвинула на край стола пилы, ножи и крючья, прикрыла мёртвое тело с развороченной грудиной рогожей, метнулась к рукомойнику сполоснуть руки. После расстелила на освободившемся месте тканку, водворила на неё миску, ложку, хлеб и закутанные в войлок горшки.

– Ты садись, ненаглядный мой, сейчас кашки отведаешь. Сама варила.

Донатос с безмолвным страданием во взгляде смотрел, как в стоящую перед ним миску юродивая наливает жидкую кашу. От увиденного обережника передернуло и он мученически простонал:

– Молочная?

– Так да, – развела руками скаженная. – Ты всё воду хлебаешь, а без молока как же? Матрела вот сказала, завтра петухов резать будут, так я тебе похлёбки куриной сделаю. Ты клади, клади маслица-то, как же кашку, да без маслица.

В миску полетел ярко-жёлтый кусок масла.

Крефф смотрел на морщинистую молочную пенку и мечтал оказаться где-нибудь далеко-далеко – на буевище, среди мертвяков. Он даже готов был упокаивать навьих, но только не есть молочного. С детства терпеть не мог – ни томлёного молока, ни парного. Однако под взглядом широко распахнутых глаз, смотрящих со слепой любовью, колдун отважно зачерпнул ложку и, зажмурившись, пихнул её в рот.

– А на второе я тебе репы с потрошками заячьими принесла, ты кушай, кушай, миленький, у меня, вон, и кисель припасён...

Если б не полный рот каши, колдун бы выматерился.

* * *

– Славен, открывай! Ишь, заперся среди бела дня! Боишься, что украдут, что ли? Ясна, есть кто живой?

– Иду! Иду! – донёсся из-за тына женский голос. – Не слышала, кур кормила.

Створка ворот поползла в сторону, впуская гостей.

– Мира в пути, обережники, – хозяйка подворья, чуть посторонилась, пропуская вершников. – Случилось чего?

– Мира в дому, Ясна, – поприветствовал женщину ратоборец.

Он был молод, статен и хорош собой, однако русые волосы и бороду уже тронула седина. Следом въехал на гнедой лошадке колдун – темноволосый, но при этом с такими светлыми глазами, что они из-за смуглой кожи, чёрных бровей и ресниц казались незрячими бельмами. Сторожевики так и прозвали его промеж себя – Слеп, хотя в миру он был просто Велешом. Этих двоих на заимке видели часто и не раз они останавливались здесь на ночлег, а потому были свои, почти родные.