Пленница Палача - стр. 13
Останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Внезапно тишину разрезают звуки выстрелов. Сердце начинает стучать в груди как бешеное.
До родной деревни осталось меньше километра пути. Я сбрасываю тяжёлый рюкзак прямо в лужу и подскакиваю на ноги. Бегу так быстро, что ноги будто и вовсе земли не касаются.
Наш дом – крайний. Пробегаю по саду и дёргаю ручку. Меня встречает перепуганная мама.
– Что происходит?
– Амир! – говорит она побелевшими от ужаса губами. – Залезай под кровать. Сейчас же!
– А ты? – взволнованно спрашиваю я.
– Я тоже скоро приду, – уверяет меня она.
Звуки перестрелки и крики незнакомых людей слышны уже прямо возле дома.
– Давай быстрее! – кричит мама, таща меня в спальню. – Сиди тихо и не выходи!
Я успеваю спрятаться под кроватью, когда слышу, как входная дверь с грохотом распахивается. Мама встаёт – я вижу её ноги. Раздаются грубые мужские голоса.
– Берите что нужно, и уходите! – её голос слабый и жалобный.
Из-под кровати мне видны лишь ноги вошедших в наш дом мужчин.
– Что у тебя взять, – громкий мужской голос. – Дом у тебя нищий, женщина.
– У меня есть коза… – тихо отвечает мама, и начинает пятиться вглубь комнаты. – Возьмите её…
Сердце стучит в ушах. Пусть эти люди забирают хоть всех животных, но не трогают нас… Не трогают маму… От паники я не могу пошевелиться – меня будто опутало по рукам и ногам невидимыми верёвками.
– Да нахрена нам твоя скотина! – от резкого отрывистого хохота мужчин меня начинает подташнивать. Незнакомцы обступают маму.
– Мы кое-что другое возьмём! – ноги в тяжёлых военных сапогах загораживают мамины босые. – Хватайте её!
– Не тут! – кричит она, вырываясь. – Прошу! Не тут!
В этот момент её валят на пол. Двое мужчин в военной форме держат её за руки, в то время как третий наваливается сверху.
Мама брыкается, и вырывается, продолжая умолять. Она не просит не трогать её, а лишь кричит: «Не тут! Не тут!». Я не понимаю, что происходит, но чувствую, что сейчас случится что-то страшное.
– Хорош орать, сука! – рычит один из нападающих и бьёт её по лицу.
Я вижу только её лицо, а их лица – нет.
Губы мамы покрываются кровью. Становятся ярко-алыми. Теперь она уже ничего не говорит, а только страшно мычит.
Я утыкаюсь лицом в пол, зажмуриваюсь, и затыкаю руками уши, молясь неведомому богу о том, чтобы он защитил маму. Закончил всё это. Ведь она учила меня, что бог защищает всех нас. Что он добрый и любящий… Пожалуйста… прошу…
Но добрый бог остаётся глух к моим молитвам. Страшные стоны не прекращаются. Смех и злорадное улюлюкание мужчин, которые делают с ней это тоже не затихают. Почему же он не слышит меня? Ведь должен… сейчас всё должно закончиться… вот сейчас…