Пленница медведя - стр. 2
Наверное, так чувствуют вкус чего-то запретного долгие годы. Я провалился в ощущение легкого влажного сопротивления касанию, жадных толчков ее пульса под пальцами и тяжело сглотнул. Повел носом…
…и тут же получил звонкую пощечину, от которой даже не дернулся. Наоборот – она будто поставила точку.
Одно движение – и я запустил пальцы в непослушные волосы и вжал ее в свое тело, впиваясь губами в шею. Девчонка забилась в руках с новой силой, будто мотылек в паутине, но уже поздно – слабела с каждым вздохом и сдавалась. С каждым движением моего языка дрожала все сильней.
А жизнь требовала брать – жадно, быстро, пока дают. Я чувствовал танец этого зова на кончике нервов, как вкус ее кожи на языке.
И я взял – подхватил девчонку под бедра, вынуждая обхватить мои ногами и схватиться за плечи.
Кружевное белье сдало позиции, и я влетел в нее, жмурясь от отрезвляющей тесноты, сжавшейся вокруг члена до боли. Девчонка вскрикнула, впиваясь ноготками в плечи, но это ни черта не отрезвило. Я продолжал втискиваться в нее, дурея от ощущений, а дождь лупил по телу все сильней. В груди дрожало от рычания, под ладонями скользила тонкая кожа моей жертвы, а перед глазами белела в сумерках ее натянутая шея.
Так хорошо и так плохо одновременно мне еще не было. Девчонка – чистое концентрированное наслаждение. Ощущения от ее тесноты крутило узлом низ живота и выворачивало душу наизнанку. Я толкался в нее жадно, с каждым движением возвращаясь к жизни. В голове прояснялось, и вместе с этим крепла человеческая оценка происходящему… И чем больше я становился прежним, тем сильнее хотелось выть от отчаянья – что я делал?! Но остановиться невозможно, да и не нужно было это никому из нас.
Девчонка стонала, одурманенная моей подчиняющей силой, и даже слабо отвечала, выгибаясь, от чего ее маленькая грудь с торчащими сосками впивалась в мою. Я сжимал зубы, ненавидя себя за то, что делал, но лишь одной частью. Другой понимал – я бы сделал все точно так же, если бы дали возможность переиграть. А когда она раскрыла рот, хватая воздух, и лихорадочно задышала от подступавшей агонии, вопросов не осталось – я лишь смотрел, как закусывает губу так, что та белеет, как закатывает глаза и болезненно хмурит брови. Касался ее лба своим, будто слияние и правда возможно, шептал что-то неразборчивое, будто она соглашалась быть моей. Будто нас обоих спросили…
Только мир, который я так жаждал вернуть себе, померк. Осталась лишь она – белый мотылек, дрожащий в руках. Трепетный танец ее удовольствия сдетонировал и мое – мы выпали в параллель, оборвав все нити с реальностью, в которой я – бешеный оборотень, взявший ее силой. Она жарко дышала в мой рот, постанывая и прижимаясь ко мне, будто я не был чудовищем…