Пленница для двоих - стр. 14
– Так что ты в банке делала? – Князь спрашивает спустя час, как мы по ночной дороге едем.
– У всех свои тайны. Я же не спрашиваю, что ты там делал.
– Работал.
– Вот и я работала.
– И кем же? В таком коротком платье и с красной помадой приличные девочки не ходят.
– Ты видел?
– Мы банк осматривали с самого утра. А тебя узнать было не сложно.
Меня обидой берёт, что вся маскировка не помогла. Поняли, что это я даже под другим образом, где от меня ничего не осталось. Но ещё слова Князя значили, что они знали, что я в банке буду. Уже заводя людей понимали, что выйдут со мной.
Я думала, что успела бы, будь хоть немного расторопнее. Случайность, что задержалась. А теперь понимаю, что даже если бы к выходу приблизилась, меня обратно бы затолкали. Только не ясно, зачем это Князю нужно было. Рисковать, лишь бы меня не выпустить.
Дёргаюсь, желая отвернуться, но мужчина не даёт. Не отрывает взгляда от дороги, но переплетает наши пальцы.
У меня воздух из лёгких пропадает от этого. Смотрю на резкий контраст наших рук. Моя бледная и маленькая ладонь с его длинными загорелыми пальцами. На секунду это таким правильным кажется. Спокойно от чужого тепла и тишины.
– Что ты делаешь?
– Ничего. А что, волнуешься?
– Ни капли.
Вру и не краснею даже, но взгляда отвести не могу. Кажется, что если смотреть, то не так волнительно ощущать его касания будет. Как он поглаживает костяшки, едва царапая ногтями. Как сжимает ладонь, пуская разряды по венам.
– Мне нужна эта флешка, Тис.
– Какая флешка? Я правда не понимаю, что ты хочешь, Князь, - под угрюмым взглядом мужчины исправляюсь: – Илюша.
– Флешка Красновой. Может диск, папки, дискета. Не ебу, что в той ячейке было. Но там компромат на Цербера. И мне он нужен.
Понимаю, что Князь чувствует, как я дёргаюсь. Застываю от понимания, о ком именно информацию украла. Даже люди, никак не связанные с криминалом, постоянно слышали о нём. В новостях мелькало это имя и упоминание, сколько он разборок натворил. Цербер ещё с девяностых работал, давно страх нагоняет.
И если у Князя иногда могло предохранители снести, чего я ещё ни разу не наблюдала, то Цербер вообще был без любых ограничителей. Столько всего натворил за три десятилетия, что страшно представить. У него ни жалости, ни сострадания минимального. Не мало семей вырезал в нулевых, себя прокладывая путь. И хуже всего было, что никто настоящего имени не знал. За столько лет ничего о нём не узнали.
Он может быть соседом, мило улыбающимся днём, а по ночам свои дела ножом решающим.
– Теперь понимаешь, почему должна отдать информацию?