Порыв безумия внезапного пресекши,
в число неизбраных незнанием незван,
ни гривны, ни куны, ни самой мелкой векши
[1]не может заплатить сегодня Иоанн.
Но голод утолить в невидимой столовой
вступает, не спеша, через проем дверной.
Слепой официант и повар безголовый
его угрюмо ждут у стойки ледяной.
В стране, где не поймешь – кто кролик, кто католик,
где не туды идет войной на не сюды,
шагает он туда, где за безногий столик
великая нужда уселась без нужды.
Пока официант меню ему бодяжит,
отнюдь не просто так, но с божией росой,
решает твердо он, что в этот день закажет
яйцо без курицы, что сожрана лисой.
Богатый выбор здесь не очень-то и нужен,
здесь все, что есть в меню – ни два, ни полтора,
но могут предложить на завтрак и на ужин
суфле из воздуха и суп из топора.
Здесь из-за скудости никто не горячится,
здесь вовсе нет врагов, как, впрочем, и друзей,
здесь древний перец есть, и старая горчица,
столь драгоценные, что впору сдать в музей.
От здешнего меню тебе не станет худо,
будь ты хоть пионер, а хоть миллионер,
здесь есть дежурное, но фирменное блюдо:
ничто по-ленински на сталинский манер.
…Весь день бесцельное стрелянье без наганов,
прогулки без собак под псиный пустобрёх,
и гордый секондхенд фриганов и меганов.
и три богатыря, что здесь без четырех.
В немыслимом саду ведет мотив неловкий
невидимый смычок в невидимой руке,
и мчит на всех парах к доеденной морковке
бессмертный паровоз в бессмертном тупике.
Непредсказуема ненастная погода,
но нам сулит судьба, задрав незримый хвост,
триумф мистический семнадцатого года,
что в девяностые года протянет мост.
Здесь ни симфонии, ни такта, ни аккорда,
но аргумент пустой никак не нарочит.
Здесь слово человек звучит совсем не гордо,
затем, что здесь ничто и вовсе не звучит.
Извилистым путем ведет тропа прямая
от беззакония к последнему суду,
а он в толпе стоит, никак не понимая,
что именно пришло в том памятном году.
Картина без холста, этюд без акварели,
любовь открытая и страсть исподтишка.
И ледяной октябрь уже настал в апреле,
и кто-то на толпу кричит с броневика.
