Размер шрифта
-
+
Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2018 - стр. 30
Мама еле-еле по дому ходит.
Гречку перебирая, лапкой гребёт, как мишка.
Мамины дни теперь ни пестры, ни пёстры —
мелкой моторикой их не унять, итожа.
Старощь и немощь – тоже родные сёстры,
так бы поэт сказал, если б только дожил.
Мама крочком салфетки плетет, платочки
превозмогая тернии Паркинсона.
Если идти, то надо идти до точки —
где золоты цветы на кайме виссона.
* * *
Памяти Н. Клюева и О. Мандельштама
Поставь на полочку, где Осип и Никола,
Осенний томик мой: я там стоять хочу.
Мне около двоих родны словес оковы,
Гд е – колоколом течь, приколоту к лучу!
Реченья их – речны, свечение – угодно
Тому, Кто чин дает журчале-словарю.
Коль-ежли иордань жива, хотя подлёдна,
Тогда и я, гордясь, глаголю-говорю.
Кто с этими двумя, тот не избегнет злата:
Кто складень растворит, тот и обрящет клад.
За косным языком искомая палата
Венчает звукосмысл и затевает лад.
И впредь усладу вить доколе? А дотоле:
Хмельною птахой – фить! – в глаголемый силок.
Я стану так стоять: я к Осипу, Николе
При-льнущий-ка щекой доверчивый телок.
Что слабые тела палач забил железом,
То слёзно вспомянёт желёзка-железа.
Но дождик золотой не смят, не перерезан —
Его глотает ртом зелёная лоза.
* * *
Проснёшься – с головой во аде, в окно посмотришь без очков,
клюёшь зелёные оладьи из судьбоносных кабачков.
И видится нерезко, в дымке – под лай зверной, под грай ворон:
резвой, как фраер до поимки, неотменимый вавилон.
Ты дал мне, Боже, пищу эту и в утреннюю новь воздвиг,
мои коснеющие лета продлив на непонятный миг.
Ты веришь мне, как будто Ною. И, значит, я не одинок.
Мне боязно. Но я не ною. Я вслушиваюсь в Твой манок,
хоть совесть, рвущаяся в рвоту, страшным-страшна себе самой.
Отправь меня в 6-ю роту – десанту в помощь – в День седьмой!
Мне будет в радость та обновка. И станет память дорога,
как на Нередице церковка под артобстрелом у врага.
На отъезд в Нюрнберг Ирины Гатовской
Где же скрипочка, скрипачка? —
Пассакалья, менуэт?
Вишь, какая нынче качка!
Наши – дома, ваших – нет.
Все уедут, все покинут
Этот стонущий ковчег.
Жизнь спасенную разинут
Для «трудов и чистых нег».
Ты себя тоской не мучай,
Пой в немотном далеке
На великом на могучем
На немецком языке.
Впрочем, что смычку языки?
У него – один язык:
Всеединая музыка,
Мамка маленьких музык.
Где ты, скрипка? – Дальше…Тише…
Таешь? Падаешь? Летишь?
Всё равно тебя расслышу,
Даже если замолчишь.
Мановенье, миновенье,
Мне – печаль, тебе – стезя.
Золотое незабвенье.
Вспоминальная слеза.
* * *
Русский язык преткнётся, и наступит тотальный хутор.
И воцарится хам – в шароварах, с мобилой и ноутбуком.
Всучат ему гроссбух, священный, фатер его с гроссмуттер:
Страница 30