Пластика души - стр. 25
– Отвяжитесь от меня! – заорала Куликова так пронзительно, что у Мажарова заложило ухо. – Отвяжитесь – чего непонятного?! У человека не может быть плохого настроения?!
– Разумеется, может, особенно в клинике, – раздался от двери спокойный голос Евгения Михайловича, входившего в палату. – Это вполне нормально – в ожидании пластической операции испытывать тревогу и даже раздражение. Неизвестность всегда пугает, это вполне понятно. Матвей Иванович, вы идите, мы тут сами, да, Наталья Анатольевна?
То ли вид психолога, то ли его голос подействовал на пациентку, но она вдруг поднялась, села на кровать и пробормотала:
– Простите… я совсем… простите, пожалуйста, – и зарыдала, как ребенок, уткнувшись лицом в ладони.
Психолог сел рядом, приобнял ее за плечи:
– Ничего, ничего… все в порядке… вы поплачьте, это ничего… – а свободной рукой сделал знак Мажарову, чтобы тот уходил.
Матвей постарался сделать это как можно тише, словно боялся помешать.
Психолог вернулся в ординаторскую через час, открыл окно и закурил, присев на подоконник. Матвей терпеливо ждал, пока он заговорит сам, не стал торопить расспросами. Докурив, Евгений Михайлович повернулся к нему:
– Она успокоилась, дала сделать инъекцию, когда я уходил, уснула.
– Не сказала, в чем дело?
– Нет. Она вообще какая-то странная, вам не показалось?
– Ну, я видел список предстоящих операций, сам же составлял, – пожал плечами Матвей. – Чтобы захотеть таких кардинальных перемен, нужно иметь либо веские причины, либо больную голову.
– А вы как думаете – зачем ей это?
– Представления не имею. Это уже ваша епархия, так сказать.
– Но у вас ведь сложилось какое-то свое впечатление?
– Честно скажу – мне она кажется ненормальной, – произнес Матвей, отодвигаясь от стола. – Но вы ведь не нашли никаких отклонений, раз подписали бумаги, так?
– Если говорить о психическом здоровье, то никаких патологий у нее нет. А вот что там в душе на самом деле… Она не очень контактная, надо признать. Твердит, что устала жить с такой внешностью.
– Но вы ведь ее видите точно так же, как я. Ничего экстраординарного в ее внешности нет. Во всяком случае, такого, с чем невозможно жить.
– Ну, для женщин иной раз горбинка на носу уже причина для недовольства, а то и для трагедии. – Евгений Михайлович закрыл окно и расположился на диване, закинув ногу на ногу. – Мне кажется, что ее внутри что-то гложет, но она старательно это скрывает, и я никак не могу подобраться к этому. На вопросы о семье она отвечает крайне сухо и неохотно, настаивать я не могу, иначе совсем закроется. Сказала, что живет одна, и, судя по всему, это правда – за все время ее никто не навещал, я специально спросил у сестер, она не подавала заявку на пропуск.