Планета обезьян. Война - стр. 36
Нужно удостовериться в том, что его единственный оставшийся в живых сын находится в безопасности.
Он нашел своих приближенных ожидающими его чуть дальше по реке, вдали от водопада. Морис, Лука и Ракета стояли на берегу, печально наблюдая за тем, как он приближается к ним вместе с маленьким Корнелиусом. Озеро особенно внимательно смотрела на ребенка, который, что вполне понятно, был встревожен и подавлен, она же пыталась ободряюще ему улыбнуться. Она взглянула на Цезаря.
– Ты любила моего сына, – сказал он ей. – Пригляди за его братом… пока я не вернусь.
Голос у него был мрачный, а выражение лица непреклонное. Только его глаза говорили о том, как тяжело ему было, и о мучительной боли, которую он испытывал.
Глаза Озера наполнились слезами. Она мрачно кивнула и сказала при помощи жестов: «Даю тебе слово».
Цезарю этого было достаточно, но Морис сделал шаг вперед. Казалось, он все еще не примирился с тем, что происходило. Он покачал громадной головой и посмотрел на Цезаря с сомнением на лице.
– А если ты не вернешься?
Цезарь слегка помедлил, прежде чем ответить.
– Тогда сделай так, чтобы он знал, кем был его отец.
Озеро присела на корточки перед Корнелиусом и, нежно улыбаясь, протянула ему руку, но малыш еще крепче вцепился в руку Цезаря. Он вопросительно посмотрел на отца, как будто боясь потерять и его. Сама мысль о том, что ему придется оставить ребенка в такой момент, разбила то, что осталось от сердца Цезаря, но его решимость отомстить Полковнику осталась неизменной. Он подтолкнул Корнелиуса к Озеру, а Морис снова попытался отговорить его.
«Цезарь, ты нужен своему сыну, – жестами показал орангутанг. – Ты нужен нам. Мы доверяем тебе, веди нас».
В словах Мориса звучала мудрость, Цезарь понимал это, но его друг до сих пор не понял, как сильно вожак стремился к мести. Внутри ничего больше не осталось, кроме желания отомстить. Он не будет отцом своему сыну и вожаком своему племени, если мысли об отмщении будут тревожить его каждую свободную минуту. Он посмотрел на Корнелиуса, вспомнив, как близок был к тому, чтобы пронзить копьем своего собственного сына несколько часов назад. Страх на лице малыша, в ужасе смотревшего на гнев своего отца, опалил память Цезаря.
– Я больше себе не доверяю, – признался он.
Унылое выражение наползло на лицо Мориса, и он замолчал, явно не зная, чем на это возразить. Меланхолическая интерлюдия была прервана появлением Дротика в сопровождении двух лейтенантов-шимпанзе – Цезарь специально вызвал его. Он был поражен тем, как храбро вела себя эта обезьяна во время вчерашнего нападения. Храбрость Дротика и его сообразительность спасли много жизней.