Планета битв - стр. 44
На постой нас с Цендоржем определили в гостевую избу – примечательное сооружение, двухэтажное, крепкое и основательное, как и все у беловодцев. Заправляла в гостевой избе Прасковья Карповна, пожилая круглолицая женщина, быстрая в движениях и острая на язык. Когда мы прибыли, оказалось, что в большой горнице (а комнаты в нашем временном жилище именовались архаично: светелка, опочивальня, горница) полным-полно народу, все больше молодых девушек. Рассевшись на лавках вдоль бревенчатых стен, они, похихикивая и перешептываясь, поглядывали на нас. Впервые за годы, проведенные на Медее, я обратил внимание, как изменилась женская одежда. Если вначале все ходили кто в чем был – комбинезоны, плащи из спас-комплектов, какие-то хламиды, скроенные на скорую руку из теплоизолянта, то теперь беловодские девицы щеголяли в настоящих платьях, украшенных ручной вышивкой, в вязаных безрукавках, в кожаных жакетиках и стеганых душегреях. Впрочем, ни одна из девушек не забыла, где ей выпало жить – у всех талии были перехвачены широкими поясами и то тут, то там меж вышитых узоров и цветов виднелись кольцевые рукояти звенчей.
Лапин с веселым изумлением обвел горницу взглядом и рявкнул:
– Прасковея! Эт-то что за посиделки?
– Так посиделки и есть, – затараторила хозяйка гостевой избы, знаками показывая девкам, что надо уходить. – Ты, батюшка, сам молодым был, знашь ведь, как оно – собралися, косточки помыли, погадали. А там уж и спать.
– Я те дам – погадали! – Несмотря на суровый тон, Прохор улыбался в усы. – Сколько раз говорено: держать избу в чистоте да в пустоте.
– Чистота да пустота на погосте хороши, – немедленно откликнулась Прасковья Карповна и тут же переключилась на нас: – Гости дорогие! Пожальте, люди добрые! Стол накроем, повечеряем. А может, баньку с дальней дороги? Или сразу в опочивальни?
Мы с Цендоржем замялись. Мимо, шелестя подолами, шмыгали все так же хихикающие девицы.
– Дядька Прохор! Чего ты нас погнал? Может, гостям вон с нами посидеть охота? Может, интересно им, а? – выпалила из девичьей стайки самая бойкая.
– Я те дам – интересно! Хворостиной! И отцу завтра скажу, какие такие предложения его дочь ненаглядная серьезным людям делает! – Прохор уже откровенно смеялся.
– Да ничего я не делаю. Па-адумаешь! – заворчала девушка под смех товарок. – Серьезные люди, тоже мне. Один тощой, второй косоглазый…
– Ефросинья! – рыкнул Лапин, и девки с хохотом выкатились за порог.
За окном немедленно грянул девичий хор. Я вслушался в слова и от удивления открыл рот. Высокий чистый голос Ефросиньи выводил: