Пламя между нами - стр. 29
— Мы были вместе так долго, — начал он явно про Ольгу, — оказывается, больше четырёх лет. И в то же время так мало. Я постоянно был в командировках, а она оставалась в Москве. Ждала меня. Мы, конечно, переписывались и перезванивались постоянно, когда для этого была возможность или я надолго застревал на базе. Но это всё было издалека и не по-настоящему как бы. Возвращался я всего на месяц-другой и если их сложить вместе, выходит, совсем мало.
Он посмотрел на Вику, ища понимания с её стороны, потом продолжил, видя, что она внимательно его слушает.
— Раньше я этого не понимал. Что был очень нужен ей. А потом… — он остановился и задумчиво поглядел на яркий свет за окном, на зелёную стену леса. — Потом ей пришлось пережить мою «смерть». Остаться вдовой, даже не выйдя за меня замуж. А когда я вернулся, я оказался ничего не соображающим куском кошмаров.
— Не думаю, что всё было так плохо, — остановила его Вика, — ты преувеличиваешь.
Вика положила свою ладонь на его предплечье, он в ответ накрыл её своей рукой, но почти сразу же продолжил разбирать винты для сборки стоек. Не мог концентрироваться только на словах, ему нужно было дело для рук.
— Возможно. Но всем было очень тяжело со мной. Меня очень хреново лечили в той сирийской благотворительной больнице, домой вернули с инфекцией и ожогами, несколькими осколками, которые не смогли вытащить, потому что у них даже рентгена не было. Короче, кусок нашпигованного недожаренного мяса…
— Не могу это слушать, не надо так говорить, — остановила она его воспоминания и самоистязания. И истязания её тоже, от этих слов она чувствовала физическую боль в теле, которую не могла объяснить.
— У меня из-за контузии и потери речи, кажется, появилась фобия, и было страшно оставаться в больнице. Я не мог спать по несколько суток, потому что каждый раз, когда я просыпался, мне казалось, что я вернулся туда, на ту грязную койку. — Он поймал руку Вики, когда она снова попыталась его остановить, — и я рассказываю это не для того, чтобы поныть или вызвать жалость у тебя. А для того чтобы ты примерно могла понять, что чувствовала Оля, когда видела меня таким. И Лёха, и мама. Никого из них нельзя винить в том, что из-за меня им было плохо.
— То есть винить надо тебя, так? — решила уточнить она ход его мыслей.
Андрей отвёл взгляд, подтверждая её предположения. Он винил себя, это точно. Особенно в смерти матери. И теперь пытался всеми силами предотвратить повторения чего-то подобного и с другими близкими. Теми, что остались.
— По крайней мере, попытайся понять их. Олю пойми. И меня тоже.