Пламенные крылья - стр. 2
После смерти бабки Абель попробовала препарат на подстреленном братьями диком гусе, которого они притащили с охоты еще полуживого. Украв птицу с кухни, Абель спрятала ее в зарослях гигантских лопухов на заднем дворе и сутки пыталась выходить, пустив на пернатого почти всю мазь. Гусь издох в страшных мучениях, Абелии же еще долго снились кошмары об истекающей кровью птице.
Так был развенчан еще один миф о чудесах цивилизации извне, в которую верилось все меньше. Козодойцы были одни – с загибающейся экономикой, прогнившей политикой, разложившимся обществом и умирающей медициной, где химию все больше заменяли народные травки, способные лечить разве что прыщи у подростков.
Итак, Абель должна была убить свою богиню, которая в данный момент глядела на нее глазами курицы.
– Долго ты там будешь копаться? – мать высунулась из окна кухни, выпустив на улицу облако пара. – У меня уже вода закипела. Рат, помоги ей, она нас так без обеда оставит.
Рат, старший сын Клаусов, приехал домой на выходные и завтра должен был снова отправиться с отцом и тремя братьями на очередную смену в Дробильню. Будущее, ждавшее Абель, дышало ей в затылок зловонием каменного рудника, где добывался последний полезный ресурс Козодоя – топливо для грузовых крейсеров. Вся «повзрослевшая» молодежь поселка на нем работала – и девушки, и парни. Дробильне предсказывали еще лет десять активной жизни, после чего должен был наступить апокалипсис. С закрытием карьера теряла рабочие места большая часть козодойцев, но о будущем Абель не думала – ее пугало настоящее.
От мысли, что Рат обратит на нее внимание, стало холодно. И хотя на Козодое официально наступила осень, и холода имели право на существование, лето все не унималось, продолжая дарить людям жаркие деньки.
Абель решительно прижала голову курицы к колоде, другой рукой взяла топор, замахнулась… и замерла. Зачем она это делала? Неужели страх перед тем, что отец отправит ее в Дробильню, пересилил разум? Ведь она знал ответ. Вопрос о ее работе обсуждался давно, и ничто не могло отсрочить неизбежный конец. Абель всегда казалось, что как только она опустится в подземелье рудника, то умрет. От озноба кожа покрылась пупырышками, воздух застрял в глотке, уши заложило, и где-то вдалеке раздался визгливый голос Элоизы:
– Рат, золотце, поторопись, она сейчас себе пальцы отрубит. Плохая была затея, и чего только Густав задумал. Тьфу, позорище.
За «позорище» стало обидно. Она, может, была не красавицей, зато не жирной, как Руфус, который отрастил сальный фартук на животе и с трудом передвигался.