Размер шрифта
-
+

Плацдарм - стр. 39

А потом нашего Алферьева, как и других взводных, ротных, батальонных командиров, обступили со всех сторон зажиточные мещане, большей частью евреи.

– Господин офицер! Прошу вас ко мне. У меня масса места!

– Господин офицер, вы знаете как он кормит? Нет, вы знаете как он кормит? Да это же просто плевки, а не еда. Вот у меня есть отличнейшая рыба…

– Господин офицер! А я-таки приглашаю к себе. Специально для вас будет сало. Вы слышите? Мы добыли для вас сала…

Видно было, что эти люди до содрогания боятся грабежей. Они наперебой выпрашивали к себе на постой офицеров, ну, или хотя бы солдат, пусть будут солдаты, хорошо! Знали: в тех домах, куда боевые части отряжали своих бойцов на постой, грабежей не бывает. За прочие никто ручаться не станет.

Алферьев с необыкновенной ловкостью распихал всех нас по богатым хозяевам. Мы с Ванькой Блохиным, Андрюшей Евсеичевым и Андрюхой Епифаньевым попали в дом к дородной купеческой вдовице Антониде Патрикеевне. Вдовица кормила четырех отощавших солдатиков как на убой. По возрасту и повадкам она всем нам годилась в матери; это не помешало Ваньке в тот же вечер совершить с нею блудное действие, а под утро повторить его со впечатляющими шумовыми эффектами. Но это Ванька, человек-кирпич, ему любое горе не в горе. А нам, признаться, кусок в горло не шел. Поначалу…

Для этого была веская причина. Дом Антониды Патрикеевны стоял вплотную к вокзалу, и двое Андреев, пойдя прогуляться как раз в том направлении, скоро вернулись – один пунцовый, другой белее покойника, и оба злые.

– Что такое? – спрашиваю.

– А ты сходи, поинтересуйся! – шипит Евсеичев.

На вокзале они подвели меня к трупу старенького станционного чиновника. К ребрам его пожарным багром пришпилена была фотография молодого человека в офицерской форме – то ли сына, то ли внука.

– Пойдем-ка, это не все, Денисов.

…Солдаты вытаскивали тела из бревенчатого железнодорожного склада и опускали на землю тут же, рядом, у огромной ямы, предназначенной для всех. Сколько же здесь мертвецов!

– Человек шестьдесят, – тихо сказал Епифаньев, – все больше пленные, но и местных немало.

Я вспомнил, как нас встречали, вспомнил барышень, священников, полковничьего жеребца… Вот почему нас так встречали.

Евсеичев смотрел на меня исподлобья.

– Тебя все еще интересует, Денисов, почему мы воюем по эту сторону фронта?


3 октября 1919 года, Орел

В тот день нам дали передохнуть. Пополнить тощающие роты оказалось некем, или, вернее, от орловских жителей-то и ждали новых добровольцев. А пока суд да дело, корниловцам позволили отоспаться.

Страница 39