Питер да Москва – кровная вражда - стр. 40

Можно было не сомневаться, что в случае малейшей опасности пацаны развернутся одновременно, сжимая в руках по скорострельному пистолету, и откроют стрельбу почище, чем в каком-нибудь полицейском боевике.

Напряжение не исчезло даже после того, как внедорожник, сердито зарычав, лихо тронулся с места, едва не протаранив массивным бампером хилый «жигуленок», который метнулся в сторону с проворностью карася, узревшего зубастую щуку. Филат без конца ловил себя на том, что крепко сжимает ладони в кулаки. Усилием воли он заставлял себя расслабиться, но стоило ему забыться, как пальцы вновь начинали терзать кожаную обивку сиденья.

Странную все-таки встречу приготовил ему Красный!

Филат не мог позволить себе попасться на удочку смотрящего. Вопреки его обезоруживающей белозубой улыбке, он легко менял настроение, а если впадал в ярость, то был способен даже столичного гостя, посланца сходняка, затолкать живьем в чрево мусоровоза и свезти к городскому крематорию… С этими бывшими бандитами-отморозками лучше всегда держаться настороже. И парочка гранат в загашнике никогда не покажется лишней.

– Не отставай! – бросил Филат.

Глеб едва качнул головой и врубил по газам.

«Мерседес» мчался резво, заставляя попутные машины прижиматься к правой стороне дороги. Даже громоздкие джипы, проявляя чудеса маневренности, освобождали скоростную полосу. В эти минуты «Мерседес» напоминал голодную акулу, что врезалась на полной скорости в косяк макрели, учинив полнейший переполох. Холеный лимузин расчищал путь, и автомобиль, ведомый Глебом, двигался в его фарватере.

Незаметно добрались до Питера и остановились у небольшого особнячка времен Екатерины Великой. Дом ничем не отличался от прочих построек русского классицизма, расположившихся на набережной Невы. Te же внушительные фасады с лепниной и с помпезным широким входом, украшенные фигурами обнаженных мужчин, в которых без труда угадывались герои греческих мифов. С реки тянуло свежестью, а тучи висели так низко, что и впрямь казалось: без помощи плечистых атлантов эту свинцовую тяжесть не удержать. Над мощной дубовой дверью весело сверкали неоновые буквы:

Под неоновой вывеской у дверей прогуливались два молодца со скучающими физиономиями. Они бегло оглядывали случайных прохожих, спешащих мимо закрытого казино, и задерживали свое внимание только на тех, кто приближался к этой двери с намерением войти внутрь.

Дело в том, что на четвертом этаже особняка, в небольшом зале, шла крупная игра. Здесь собиралась, так сказать, элитная покерная лига, попасть в которую было весьма непросто: путь игрока в этот зал был не менее труден, чем у футбольной команды высшего дивизиона, выбивающейся в финал розыгрыша Кубка чемпионов. Едва ли не каждый катала постигал азы своего ремесла с раннего детства, проигрывая в подворотне рублишко, пожалованный любимой бабушкой на мороженое. Потом некоторые из них, по мере взросления, дотягивали до игр районного масштаба, где ставки были не в пример выше. А потом только единицы, к которым благоволила фортуна, могли пробиться в высший эшелон. Как правило, это были весьма состоятельные люди, имеющие за спиной многолетний картежный опыт и сколотившие немалый капиталец, так что на крупной игре им не надо было ставить на кон старенький «москвичок» или комнатку в коммуналке – им верили на слово, потому что у этих игроков имелись миллионы на счетах в европейских банках, виллы на островах Средиземного моря и серебристые «Ягуары» в зимних гаражах на побережье Финского залива. Здесь собирались игроки высочайшего класса, которые чувствовали карты подушечками пальцев и умели так стасовать только что распечатанную колоду, что в пять движений кисти возвращали колоде первоначальный порядок карт. И каждый приходящий сюда знал, что, если ловкость искусных рук помогала сорвать грязный выигрыш, на лестнице удачливого шулера поджидают три мускулистых молодца, готовых накинуть ему шелковую удавку на шею.