Письма к Олафу Броку. 1916–1923 - стр. 16
Возвращаюсь к Денисову[86] – его поступок искренне патриотичен. Я глубоко преклоняюсь перед ним за такое его решение (о Вас я и не говорю – я знаю, как Вы мне сочувствуете в это тяжелое время. Я хотел бы лишь одно, чтобы Вы знали, какое мне утешение Ваша и вашей дорогой семьи доброта ко мне!). Но воспользоваться ею не желал бы. Охотно поступлю в его банк, если он меня примет и буду ему за такую его помощь. Но получать от него деньги за счет его доверия к Временному Правительству не желал бы. Полагаю, не мог бы. Быть может, положение мне представляется так в настоящую минуту. Не знаю, быть может, обстоятельства вынудят меня действовать иначе, но не думаю, не надеюсь этого… Вас же за все нежно братски обнимаю.
Неизвестность лежит тяжелым бременем на душе. Я боюсь, что обе борющиеся стороны одинаково бессильны победить друг друга. Тогда это медлительный, процесс… Точных известий ни от кого не получаем. Необходимо вооружиться терпением и смирением перед божьей волею.
Крепко обнимаю Вас и детей и целую ручки дорогой Вашей жены.
Сердечно преданный Вам
Гулькевич
13
22/9 XI 1917 Стокгольм
Дорогой Друг,
Только что получил письмо Ваше от 21/8 XI с.[его] г.[ода] то есть – вчера. Между тем, в минувшее воскресенье отправил Вам письмо с бывшим Итальянским Послом в Петрограде Карлотти[87] и просил его сдать таковое Montagna[88]. Последнего же молил позвонить к Вам по телефону и пригласить Вас зайти за таковым. Если М.[ontagna] забыл это сделать, заверните к нему, отправляясь на службу, и вытребуйте от него Вам адресованное мое послание. В нем я просил Вас прекратить деятельность, сообщил Вам содержание моего письма на имя Centralbanken (советую прочесть его там) и очень, и очень просил Вас никому ни за кого ничего не платить.
На этом спешно обнимаю Вас, дорогой, Вас и Ваших детей и целую ручки Вашей исключительной жены.
Ваш Гулькевич
14
4 XII / 21 IX 1917 Стокгольм
Дорогой Друг,
«И откуда мне это?» (Евангелие от Луки 1.43). Словами Елисаветы мне хотелось бы выразить Вам то, что я испытал при чтении Ваших милых строк от 17/30 ноября. На Вашу trofasthed[89] и доброту ко мне я полагаюсь как на каменную скалу. Но меня до глубины души растрагивает Ваше братское обо мне попечение. Вы человек, который в эту минуту, полную неизвестности, неопределенности моей будущности не только подумали обо мне, но и деятельно, и, несмотря на все Ваши занятия и хлопоты, неусыпно заботитесь обо мне. Словами не выразить моей Вам безграничной благодарности за доброту, ласку, которые являются единственною моею поддержкою в настоящее время.