Письма из 90-х с надеждой и разочарованием - стр. 13
Это какой-то зловещий парадокс! У нас уничтожены все родные палачами НКВД, а теперь и нас на старости лет добивают члены коллегии «Мемориала». С Татьяной Смилгой я сидела в одном лагере на ст. Потьма в Мордовии. Её привезли девчонкой из Бутырской тюрьмы зимой 1939 года, когда ее родители были уже расстреляны, а она этого не знала.
Я тоже не знала еще, что мой муж Васильковский Г.О. – редактор газеты «За индустриализацию» и мой брат Борис Трейвас – секретарь Р.К. партии, известный комсомольский работник к тому времени были расстреляны (см. газету «Московский комсомолец» от 4/X-88 г.).
Я просидела в лагере на 1-ом лагпункте 8 лет.
Мой старший сын в это время погиб на фронте в 17 лет, а младший, родившийся в Бутырской тюрьме, находился в детском лагерном бараке того же 1>го лагпункта мордовского лагеря. И нас с такими судьбами были сотни тысяч.
Но и после выхода из лагеря, после так называемого «освобождения» нас ждали не меньшие мучения. Вместо паспортов нам выдали временные удостоверения, ограничивающие наши права. У нас не было жилья, нас не брали на работу. Мы продолжали жить вдали от родных мест, оторванные от близких.
И так наши муки тянулись до 1956 года, до ХХ съезда партии, когда нам вернули право жить по-человечески.
И теперь, в преклонные годы мы стали подвергаться репрессиям со стороны членов коллегии, куда входят люди, не испытавшие тысячной доли нами пережитого.
В это трудно поверить, но это так.
Спрашиваю: кому нужно такое общество с громким названием «Мемориал»? Чьи интересы оно защищает?
Трейвас-Васильковская Фрума Ефимовна, бывшая узница Темниковского лагеря. Реабилитация № 4Н – 91745/55 от 20 мая 1955 г.
1992.06.24.
«Мясо заливное с хреном…»
[Завтрак партхозактива в полуголодное хрущёвское время.]
Дорогие оптимисты!
В районе Бронных, в Южинском и Богословском переулках на рассвете слышно, как весело поют петухи.
Мой отец, дед, прадед, прапрадед жили на Ирининской улице, что у Б. Почтовой. У них был большой тенистый сад, в доме пахло антоновскими яблоками, на столе – парное молоко, сметана, творог, масло – дары коровы Дашки и натруженных рук хозяек.
Ирининской улицы давно нет. Слышала, что вместо неё теперь тупик К. Маркса. Хорошо, что Богословский – переулок, а не тупик, и в полуразрушенном храме Иоанна Богослова бывает служба.
Моя сватья вспоминает, как в 45-м году они с семьей вернулись на Полянку с козой, детей было трое, выжили.
Жаль, что Патриарший пруд умер, вместо лебедей и уток у берега плавают мусор, пакеты и стаканчики «Макдональдса». Наверно эта фирма не хотела нам плохого, но по Б. Бронной не погуляешь. К метро «Пушкинская» надо пробиваться между парнями, торгующими бутылками с пойлом диких цветов, жвачкой, бананами, толпятся кавказцы, променявшие Родину в час испытаний на деньги и московских шлюх, в собственных лужах валяются пьяные нищие, хватают за руки развязные цыгане, малолетние сутенёры пристают с предложением «девочек» к иностранцам и южанам, тяжёлый рокк или запьянцовский дикселенд мешается с матом и… очередь в Макдональдс, потная, мрачная, усталая от ожиданий бутерброда, с вожделением смотрящая на входную дверь из-за ограждения. Бедный Александр Сер геевич, на что же тебе приходится смотреть 20 часов в сутки! Сойди с пьедестала, как Командор, разгони этот позор нашей Москвы, ведь Рыцари нынче перевелись.