Пираты, или Тайна Бермудского острова - стр. 8

Действительно, матросы американского корабля, и без того находившиеся под страхом попасть в ужаснейший переплет, и готовившиеся вступить в отчаянное противоборство с разбушевавшейся непогодой, оказались теперь подвергнутыми еще одному жестокому испытанию – столкновению с вроде бы давно вымершими морскими разбойниками, явившимися перед ними неожиданно, точно из неоткуда, и притом в самом устрашавшем и ужасном обличье – как тут было не впасть в сверхъестественный ступор? Поэтому и неудивительно, что большая часть современных матросов именно так и сделала, предоставив лишь небольшой горстке более отважных товарищей попытаться отстоять честь американского флота, собственную свободу, а в том числе и горделивую независимость, вступая в неравную, практически рукопашную, схватку, где огнестрельное оружие если и приносило хоть какую-то пользу, то весьма неощутимую, еще только больше раззадоривавшую безжалостных «выродков», возникших будто бы с того света. Бой был короткий и не превысил более чем двадцать минут; закончился он так же внезапно, как и чуть раньше изволил нача́ться, – сразу после пленения Вильямса, бесцеремонно свергнутого пиратами со значимой должности и беспардонно вытащенного из командной рубки и на всеобщее обозрение, и на скорый суд беспощадного пиратского капитана.

Касаясь последнего инцидента, требуется уточнить, что честь закончить непродолжительную схватку выпала двум морским бандитам, откликавшимся на прозвища Стинджей (в переводе на русский – Скупой) и Трамп (по-русски значит Бродяга): первый представлялся мужчиной пропиты́м и рано состарившимся, хотя и достигшим всего-навсего сорокачетырехлетнего возраста (он был невысокого роста, нескладного телосложения, полностью лысый, с оголенным торсом, испещренным неприятными шрамами, и выделялся объемным, словно картошина, носом, беспрестанно бегавшими темно-серыми зенками и крайне неприятной щетиной); второй выглядел вполне прилично, соответственно достигнутых тридцати восьми лет (он виделся одетым в аглицкое сукно, перехваченное кожаной перевязью, при худощавом телосложении и высоком росте, смотрелся несколько несуразно – похож на оглоблю – и обозначался некогда красивым лицом, на удивление гладко выбритым; на нем до сих пор отчаянно блестели голубые глаза, а расстояние от правого виска и до самого подбородка обезображивалось страшным, давно зажи́вшим, ранением; ну, а венцом неприглядного облика можно выделить белокурые, кучерявые локоны, спускавшиеся сверху и представленные немытой, нестриженной шевелюрой) – и вот именно эти два бравых «мо́лодца» ворва́лись в служебное помещение застывшего командера. Воспользовавшись его обескураженным состоянием (когда Хьюго мало того что находился под впечатлением от страшного вида бури, но еще и был введен в непривычное, безвольное состояние, вызванное внезапным появлением едва ли ни средневековых головорезов), отчаянные «выродки», под прицелами давно устаревших, но все еще действенных пистолетов сумели всесторонне доходчиво до него донести, что сопротивление с его стороны является глупым, а главное, полностью бесполезным. Случай казался настолько неординарным, непрописанным ни в одном военном учебнике, в котором единственное, что Вильямс успел было сделать, – неуверенно потянулся правой рукой к кобуре, закрепленной на поясе; разумеется, он хотел воспользоваться индивидуальным оружием, но был оставлен обескуражившим окриком, последовавшим от злобного разбойника Трампа: