Пирамида не-творчества. Вневременнáя родословная таланта. Том 1. - стр. 39

должен пройти под оком строгим и беспристрастным. Иногда без тени снисхождения, с жестким лимитом времени «на вхождение в творчество». Жизнь тем более коротка, если Проведение, задавая особенно каверзные вопросы, указывает на главную стезю после продолжительного «вождения по кругу». Какой художник-творец может считать себя состоявшимся, не изведав мук сомнений? Какой мэтр, достигший, казалось бы, вершин мастерства, может сказать, что познал истину и свершил все, на что мог рассчитывать?

«У меня нет времени привести доказательства!» – с отчаянием пишет 20-летний Эварист Галуа (1811–1832) на полях своего математического трактата накануне роковой дуэли. Как прокомментировать слова 89-летнего Микеланджело Буонарроти (1475–1564), который за несколько дней до смерти утверждал: «Я продолжаю учиться»? В своем сознании он оставался вечным подмастерьем, который не может завершить образовательный процесс никогда! А университетский диплом?.. Можно ли его рассматривать как некая раз и навсегда преодоленная высота? Если душу художника-творца не гложет червь тщеславия, он всегда будет на переднем крае борьбы, где потерь порой больше, чем обретений, где нет ничего завершенного, где мысль «бесконечно углубляется от явления к сущности», но в горниле творческого поиска всегда больше легковесного шлака.

Гении-самоучки, – отмечает английский литератор Исаак Дизраэли (1766–1848), – имеют много особенностей, неблагоприятных для их таланта, который часто бывает весьма силен, но редко принимает надлежащее направление… Не сознавая процесса развития собственного ума и ума других людей, эти гении-самоучки не могут выразить своих беспорядочных мыслей и не умеют пробудить симпатии к своим идеям в других людях. Они или никогда не открывают средств выразить свое внутреннее влечение, или открывают их слишком поздно» (из трактата «Литературный Характер, или История Гения», Великобритания, 1795 г.). Как тут не озадачиться пушкинским вопросом: «Ужель он прав, и я не гений?» В силу обстоятельств («нет средств выразить свое внутреннее влечение») можно, казалось бы, предречь любой исход («ну, конечно, – не-гений!») кроме того, который определяет цель и задачу всей последующей жизни. Притчей во языцех становятся примеры гениев-самоучек, сбившихся с верного пути. Закрадывается даже сомнение: всегда ли истинный гений «зрит в корень» и погружается в такие уровни подсознания, где движение к цели видится по кратчайшей прямой?

Начнем, однако, с примеров, когда «печать гения можно увидеть на челе». Удивление потомков начинается, пожалуй, с того, что в период «творческих метаний» художник-творец как будто уподобляется подмастерью, так и не добравшемуся до руля и оставшемуся без ветрил. «Гении такого рода с изумительным прилежанием наполняют свой ум всякого рода сведениями; но эти сведения, нахватанные на удачу и наскоро, сваленные в одну беспорядочную груду, похожи на богатые стога хлеба, набитые в житницу, лишенную отверстий: они гниют и сгорают от тяжести и плотности собственной массы, от недостатка протоков свежего воздуха» (И.Дизраэли, 1795 г.).