Пирамида не-творчества. Вневременнáя родословная таланта. Том 1. - стр. 19

• «Аврора Дюпон, по мужу – Дюдеван, по литературному псевдониму – Жорж Санд (1804–1876) училась в английском католическом монастыре в Париже. Там девочки делились на 3 группы: смиренные, набожные и тихони; чертенята, непокорные и шалуньи; между этими двумя группами – дурочки, пассивные, малоподвижные. Юная Аврора была, конечно, среди чертенят. Она участвовала в общем веселье. Чертенята сочиняли шуточные исповеди, например, такие: «Увы! Мой милый отец Вилель, я часто пачкалась чернилами, тушила свечку пальцами, набивала живот репой, как говорится в высшем свете, где я воспитывалась; я шокировала молодых людей в нашем классе своей нечистоплотностью… Я засыпала на уроках закона Божия, я храпела на мессе, я говорила, что вы некрасивы… За эту неделю я сделала по крайней мере 15 грубых ошибок по-французски и 30 по-английски; я сожгла в печке свои башмаки и наполнила смрадом класс. Это мой грех, это мой грех, это мой тягчайший грех…» (из книги В.Черняка «Невыдуманные истории из жизни знаменитых людей: От великого до смешного…», Россия, 2010 г.);

• «Обучение Виссариона Белинского (1811–1848) началось в Чембарском уездном училище (в период с 1819 по 1825 гг. – Е.М.), только что тогда открывшемся. «На первое время, – рассказывает А.Пыпин, – весь педагогический штат заведения состоял из одного смотрителя, который был преподавателем по всем предметам. Этот смотритель был человек добрый и кроткий». «Вскоре, – вспоминает Иванов, поступивший в училище в одно время с Белинским, – прибавились новые учителя: один по Закону Божию, соборный священник; другой по русскому языку – тоже сын соборного священника, исключенный из семинарии. Этот последний был страстный любитель наказаний розгами, которые он употреблял иногда в виде «ласки», наказывая ими через одежду, ради личной потехи, совершенно невинного и прилежного мальчика. Благородное негодование на этот вандализм Виссариона возбудило энергичные жалобы к смотрителю со стороны Григория Никифоровича, отца Виссариона. Надобно заметить, что Виссарион никогда не был предметом этих диких любезностей бурсака-учителя и вмешался в дело не столько по участию к товарищам, которые были моложе его классом, но потому, что находил подобные поступки возмутительными. Преподавание в училище совершалось в духе патриархальной простоты. Учителя не затруднялись оставлять учеников на произвол судьбы, отправляясь домой для жертвоприношений Бахусу, а ученики в летнее время иногда целым училищем уходили купаться…». Но мало того, что училище, по крайней мере, не портило Белинского в нравственном отношении, оно помогло его умственному развитию, сообщило ему некоторые положительные знания… «Еще будучи мальчиком, – писал Белинский впоследствии, – учеником уездного училища, я в огромные кипы тетрадей неутомимо, денно и нощно и без всякого разбору списывал стихотворения Карамзина, Дмитриева, Державина и прочих; я плакал, читая «Бедную Лизу» и «Марьину рощу»; я писал баллады и думал, что они не хуже баллад Жуковского, не хуже «Раисы» Карамзина, от которого я тогда сходил с ума»… Летом 1825 года В.Белинский поступил в пензенскую гимназию. Ему шел уже 16-й год – возраст, в котором другие поступают не в гимназию, а в университет… Пензенская гимназия, по рассказу И.Лажечникова, бывшего одно время ее директором, как образовательное заведение отличалась совершенно невозможным характером. Первая сцена, которую вновь приехавший директор (т. е. Лажечников) увидел в гимназии – было «погребение кота мышами», как объяснили ученики: они целой толпой выносили на руках из класса мертвецки пьяного учителя русской словесности. Д.Иванов спорит с Лажечниковым, доказывая, что пензенская гимназия была не хуже других русских гимназий, и в этом споре обе стороны правы: пензенская гимназия, конечно, была ниже всякой критики и ни на волос не ниже установившегося типа гимназии… Слишком ясно, что даровитому юноше нечего было делать в гимназии. Ни зубрить учебники, ни «погребать кота» Белинский был не в состоянии, и он совершенно логично перестал посещать гимназию, которая в свою очередь тоже вполне логично исключила его из своих недр…» (из очерка М.Протопопова «В.Белинский, его жизнь и литературная деятельность», Россия, 1891 г.);