Пионеры Кремниевой долины. История первого стартапа из России, покорившего мир - стр. 8
Все было кончено.
«Степа, чего голову повесил?» – услышал Пачиков вопрос. Из притормозившего рядом ГАЗ-69, советского внедорожника с брезентовым верхом, вышел, улыбаясь и протягивая Степану руку, Саша Мжаванадзе.
Вряд ли бы их пути когда-нибудь пересеклись, если бы не советские законы о всеобщей воинской повинности. В СССР каждого здорового юношу по достижении 18 лет призывали на военную службу. Студенты и аспиранты получали отсрочку от призыва – и лейтенантские погоны по окончании института. Для этого они должны были посещать занятия военной кафедры и как минимум раз принять участие в месячных военных сборах.
Даже Александр Мжаванадзе не смог избежать этой участи – хотя был сыном Василия Мжаванадзе, первого секретаря Центрального комитета Коммунистической партии Грузии. Эта должность соответствовала статусу губернатора какого-нибудь американского штата – ну если только губернатор может себе позволить не оглядываться ни на судебную власть, ни на парламент, ни тем более на свободную прессу.
Распорядок дня на военных сборах не отличался насыщенностью – время, свободное от строевой подготовки, парни коротали за игрой в карты. Пачиков произвел на Мжаванадзе сильное впечатление, декламируя за игрой в преферанс стихи Рембо и Верлена.
На почве любви к преферансу и поэзии они и стали за время сборов если не друзьями, то добрыми приятелями.
Саша и выглядел, и вел себя как совершенно обыкновенный студент. Разве что ездил не на общественном транспорте, как большинство советских граждан, а на собственном автомобиле. А когда приятели обсуждали, кто где был и что видел, он мог невзначай сказать: «Когда подплываешь к Стамбулу и смотришь на высокие минареты…»
В СССР это звучало примерно так же, как: «Когда подлетаешь к Сатурну и видишь его сверкающие ледяные кольца…»
Чтобы выехать за пределы страны, нужно было получить разрешение от КГБ. Поэтому для большинства советских граждан ойкумена ограничивалась пределами пятнадцати республик СССР.
Пачиков и Мжаванадзе не виделись с тех самых сборов. Их встреча на проспекте Руставели весной 1972 года – как раз после допроса Степана в КГБ и фактического исключения из университета – была невероятным стечением обстоятельств.
«Погоди-ка», – сказал Мжаванадзе, выслушав Пачикова. Александр направился к ближайшему телефонному автомату. Будки с телефонами в то время стояли по всему городу. Бросив двухкопеечную монету и набрав цифры на крутящемся диске, можно было позвонить на любой тбилисский номер.
Мжаванадзе провел в телефонной будке не больше пары минут.