Пионерский гамбит - стр. 8
– О, а что календарь-то не оторвали? – отец наклонился над столом, протянул руку к книжечке из сероватой газетной бумаги, закрепленной на квадратном кусочке фанеры с коряво выжженным на ней рисунком кота. Наверное, я выжигал. Отец оторвал верхний листок. А я посмотрел на тот, что открылся под ним.
Воскресенье, 8 июня, 1980 года.
Глава 2
«Наверное, со мной случился какой-нибудь инфаркт или инсульт», – думал я, спускаясь вслед за отцом по узкой лестнице типичной хрущобы – стены сверху коряво побелены, снизу покрашены в уныло-зеленый, который на втором этаже сменился на веселенький зеленый. Как будто краски не хватило, пришлось бежать за «догоном», а в магазине остался только цвет тюремного сортира. Сквозь слой относительно свежей краски все еще можно было рассмотреть петроглифы народного творчества. «Огрызкин – шпион!» «Коля+Таня=» Дальше сначала явно было написано «любовь», потом слово старательно закорябали, а сверху написали что-то другое. Но это самое другое дорисовывали либо углем, либо краской, так что под темно-зелеными потеками финальная версия равенства для истории не сохранилась.
Рядом с обшарпанной деревянной дверью на втором этаже было больше всего картинок и надписей. Виселица, какие в тетрадках рисовали, довольно талантливая рожица безумного человека в очках с всклокоченными волосами и почему-то разнокалиберные гуси. Ужасно хотелось спросить отца, что за человек обитает за этой дверью, но я сдержался. А то еще решит, что меня надо не в лагерь пионерский, а в психушку отправлять.
Лямки неудобного рюкзака врезались в плечи. Этот нелепый круглый мешок с как попало нашитым клапаном, кажется вообще не приспособлен к ношению на спине. Мы еще на первый этаж не спустились, а я уже иду, подставив ладони под лямки, чтобы те в ключицы не врезались.
Причем самым тяжелым в этом рюкзаке, кажется, был тот самый мамин сверток с пирожками. Что она туда еще положила, интересно? Кирпичи? Гантели, чтобы я про зарядку не забывал? Тургенева восемь томов?
Жесть… И ведь с такими рюкзаками люди в многодневные походы ходили…
Отец толкнул дверь, мы шагнули в темный «предбанник», дверь с грохотом вернулась на свое место, а мы оказались в полной темноте. Ненадолго. Шаг во мраке, и толкнуть следующую дверь, и вот уже вокруг раннее июньское утро. Ласковые солнечные лучи запутываются солнечными зайчиками в листьях сирени. На лавочке перед подъездом, невзирая на ранний час, уже заседают три бабульки. Одна в платочке, платье в цветочек и шерстяной коричневой кофте, другая – в пестром фланелевом халате и с зачесанными назад седыми волосами, скрепленными полукруглым серым гребнем, и третья в югославском спортивном костюме и вязаном беретике. «Интересно, откуда я знаю, что костюм югославский? – подумал я. – Сейчас и страны-то такой больше нет…»