Пионерский гамбит - стр. 36
Туалет был сколочен из никак не обработанных досок, дверь, конечно же, подвисала, чтобы закинуть крючок в петлю, требовалось эту самую дверь слегка приподнять. Пахло еще не убийственно, конечно, глаза не резало, конечно, но уже вовсю ощущалось, что этим сортиром пользовались. Конструкция была проста, как три копейки – деревянный пол, в котором круглая дырка, а под ним яма. На стене над этой самой дыркой на уровне глаз висел нарисованный от руки плакат, гласивший: «Будь аккуратнее, дружок! Попадай в кружок!»
Пожелание оказалось настолько неожиданным, что я заржал и чуть было не промазал.
Кстати, интересно… Получается, что я как-то автоматически не обращаю внимания на тексты на многочисленных растяжках, баннерах и транспарантах. Как будто срабатывает привезенный из двадцать первого века адблок. А совершенно зря! Это же целый культурный пласт, можно сказать. Отдельный жанр в искусстве!
Я толкнул скрипучую дверь и вышел из сортира, пообещав себе с этого момента читать все буквы, которые увижу. В целях, так сказать, повышения идеологической грамотности. А то она у меня прихрамывает. На все три ноги.
Ноги сами понесли меня вглубь леса. Особенно далеко уйти не получится, до забора тут всего ничего. Но мне далеко и не надо. Просто хотелось спрятаться за какой-нибудь куст, собраться немного с мыслями и все такое.
Я пробрался за густой куст шиповника, плюхнулся на траву и привалился спиной к покрашенной в зеленый решетке забора и вытянул ноги. Прутья неудобно врезались в ребра, но было все равно. Сейчас я немного посижу тут, послушаю беззаботный щебет птичек, попялюсь бездумно в косые вечерние солнечные лучи мягкого медового оттенка. За жучком с отливающим голубым перламутром спинкой понаблюдаю. Вдох-выдох.
Я закрыл глаза. Пахло летом. Настоящим, звенящим и беззаботным. Таким, каким кажется детское лето с высоты прожитых лет. Расплавленной смолой на коре сосен. Свежей травой. Какими-то цветочками, каждый из которых наверняка имеет свое умное название и описание в ботанических справочниках, но тебе все равно, потому что это сейчас просто часть общего аромата. Пахло близкой рекой, с ее мокрым песком, илистыми омутами и плакучими ивами, макающими свои серебристо-зеленые ветки в темную воду… Жужжали крылышки, птички чирикали… И раздавались еще какие-то звуки. Как будто тихое поскуливание, или…
Я открыл глаза и встал. Приподнялся на цыпочки, отодвинул рукой ветку какого-то куста. У самого забора, буквально в паре метров от меня сидела, обхватив колени, Елена Евгеньевна. Пилотка валялась на траве рядом с ней, плечи вздрагивали. Это она скулила. Точнее, конечно же, не скулила, а плакала.