Пикник на острове сокровищ - стр. 41

– Здравствуйте, девушка, простите, я комиссар ССО[4], зовут меня Ваней. Как можно встретиться с председательницей, Марией Ивановной?

Стокилограммовая нимфа краснела.

– Слушаю вас.

Я делал шаг назад и восклицал:

– Простите, бога ради, но вы такая молодая! Я думал, девушка-секретарь сидит! Извините, не хотел вас обидеть!

После этой обычной светской любезности мне удавалось подписать самый выгодный договор на постройку коровника или возведение километрового забора.

Если же при постройке «особняка» для буренок кто-нибудь из студентов начинал возмущаться моей леворукостью, командир немедленно орал:

– Заткнись! Гвозди всякий заколачивать умеет, а с бабьем дано беседовать только Ване! Ну, подумаешь, уронил тебе он на башку пару кирпичей, эка беда, глупей, чем есть, все равно не станешь.

Так вот, мы построили какие-то сараи в деревне под Тамбовом и решили отдохнуть. Благодарные пейзане принесли нам самогон и нехитрую закусь. Граненый стакан мутной жидкости мигом свалил меня с ног. Впрочем, командир отряда Федя Бурлаков тоже продержался недолго.

Очнулся я в душной избе, в спертом воздухе злобно звенели мухи, а ватное одеяло впечатало меня в матрас. Охая и держась за разрывающуюся от боли голову, я поднялся и увидел Федьку, который сидел в той же позе на топчане, стоявшем у печки.

– Чего, сыночки, плохо? – с искренним состраданием пробасил кто-то.

Мы с Федором, не сговариваясь, повернулись к окну, откуда шел звук, и замерли.

– Это белая горячка, – прошептал Бурлаков, – надо бросать кирять! В дурку пора!

Я начал судорожно икать. У маленького окошка с цветастыми ситцевыми занавесочками стоял стол, накрытый клеенкой. В центре была досочка, на ней черная чугунная сковородка с жареной картошкой, луком и салом, рядом на расстеленной газетке стояла банка с солеными огурчиками, чуть поодаль высилась бутылка. Меня сначало затошнило, но потом я увидел человека, который лакомился картошкой, и, не в силах совладать с собой, взвизгнул:

– Черт!

Огромный черный мужик положил на клеенку гнутую вилку и прогудел:

– Между прочим, мне обидно. Я не черт, а Михаил Иваныч.

– Ты его тоже видишь? – дрожащим тенорком проблеял Федор.

– Ага, – простонал я.

– Значит, это не галлюцинация, – перешел на шепот Федька, – двоим одно и то же не привидится.

Ответить командиру я не успел, лишь тупо смотрел на антрацитно черного дядьку. Меньше всего я ожидал встретить в деревне под Тамбовом негра, преспокойно лопающего жареху.

– Папка, – заорали из сеней, и в комнату влетел прехорошенький негритеночек, – тама баба Мотя радио сломала! Починишь?