Пике - стр. 51
Сколько еще?!
Сколько еще он сможет вытерпеть, прежде чем воспользуется своим правом?
Вопросы-вопросы-вопросы и никого, кто дал бы вразумительный ответ.
На Колыбель он прилетел скорее по привычке, чем в поисках истины. Он еще в детстве понял, что истина на Планете Чи дело очень относительное.
Ему не было даже семи, когда произошла трагедия. Или благословение? Он до сих пор не мог определиться с тем, как относиться к своей ранней Инициации. С одной стороны, преследующая боль, непохожесть на других, некоторая отчужденность. С другой – владение Чи на уровне Серафимов, особая судьба и шанс.
Шанс, который он бездарно прое… Только и оставалось, что материться, грязно, некрасиво и совсем не эвфемизмами.
- Любуешься? – Хошисим возник рядом бесшумно, впрочем, как и всегда.
Красное яйцо весело над Океаном Разума в абсолютной неподвижности. Кто как, а Вик с Эйни проводили все свободное время, в том числе недолгие каникулы на Колыбели, раз за разом штурмуя неподатливое Слияние.
- У них начало получаться?
- Как сказать, - пожал плечами Серафим, - у них получилось или мы их загнали в это состояние. Кажется, Океан дал им сил только бы отстали.
Смешок вышел невеселый, мрачный такой, с душком.
- Все плохо, - констатация факта.
- Отвратно, - древний нэко тоже не в настроении играть словами. – Самое время молиться всем известным богам. Ты еще помнишь, как взывать к Отцу?
Неожиданный вопрос. И один из лелеемых секретов Семикрылых. Пока вся Империя поклоняется в равной степени Безымянному и предкам, Серафимы молятся совершенно иной сущности. Империя верит в идеалы разума, чести, долга, а лучший из лучших, Хранители Чи – совсем в другое.
- Помню.
Годы затяжного паломничества на Колыбель не прошли даром. Ничто не могло стереть из памяти древние слова:
«Отец Безначальный, защити нас от всяких врагов, видимых и невидимых, смири их злобные сердца, сокруши их, как прах перед лицом ветра. О, Нефеш, Первый Князь и Воевода Хаоса, направь катаны наши против замышляющих недоброе, будь нам помощником во всех бедах, скорбях и печалях, дай нам тихое пристанище в бескрайнем море звезд».
А потом завершающее, в унисон:
«То Имя, что может быть названо, то не Вечное Имя. Тот Путь, что может быть пройден, то не Истинный Путь».
В его каюте на «Вездесущем» стоит традиционный алтарь предкам, и он даже иногда воздает им почести, но почему-то именно эти две фразы вызывают в нем почти фанатичный экстаз. Сама молитва давно уже не трогает его сердце, не внушает ни робости, ни почтения. Как и сами Серафимы. А вот слова про Имя и Путь… Есть в них нечто такое… настоящее. От чего веет такой силой, что устоять на ногах очень трудно. Хочется упасть на колени, склонить голову и принять свою судьбу, такой, какой она предначертана свыше.