Пиччинино - стр. 61

– Говорят также (я слышал это собственными ушами, толкаясь в толпе, когда никто и не полагал, что я нахожусь так близко): «Почему она не выходит замуж за маркиза Ла-Серра? Что за странная причуда?»

– Продолжайте, маркиз, продолжайте, не бойтесь: это считают, конечно, тем более странной причудой, что маркиз Ла-Серра – мой любовник?

– Нет, сударыня, этого не говорят, – ответил маркиз рыцарским тоном, – и не посмеют говорить до тех пор, пока у меня есть язык, чтобы отрицать это, и рука, чтобы защищать вашу честь.

– Верный, чудесный друг, – сказала княжна, протягивая ему руку, – но вы ко всему относитесь слишком серьезно. Ведь все говорят и думают, я в этом не сомневаюсь, что мы любим друг друга.

– Могут говорить и думать, что я люблю вас, так как это правда, а правда всегда обнаруживается. Поэтому все знают, что вы меня не любите…

– Благородное сердце! Нет, не сейчас… Завтра я скажу вам больше, чем когда-либо говорила. Я все вам открою. Сейчас не место и не время. Я должна вновь появиться на балу, где, наверное, уже удивляются моему отсутствию.

– Вы достаточно отдохнули, достаточно успокоились?

– Да, теперь я в состоянии вновь надеть личину равнодушия.

– Ах, с какой легкостью вы ее надеваете, страшная, жестокая женщина! – воскликнул маркиз, вставая и порывисто прижимая к своей груди руку, которую княжна подала ему, чтобы выйти из грота. – Сердце ваше так же бесстрастно, как и лицо.

– Не говорите так, маркиз, – произнесла княжна, останавливая его и обращая к нему сияющий взор, который заставил задрожать Микеле. – В столь торжественную для меня минуту жизни это с вашей стороны жестоко, но вы не в состоянии еще этого понять. Завтра, впервые за двенадцать лет, что мы с вами разговариваем, не понимая друг друга, вы меня наконец поймете. А теперь, – прибавила она, тряхнув своей прелестной головкой, словно желая отогнать серьезные мысли, – пойдемте танцевать. Но сначала скажем прости нашей наяде, столь мило освещенной, и нашему чудесному гроту, который скоро осквернит толпа бездушных гостей.

– Это, должно быть, старый Пьетранджело убрал его так красиво? – спросил маркиз, взглянув на наяду.

– Нет, – ответила княжна Агата, – не Пьетранджело, а он! – И, устремившись, словно в порыве отчаянной решимости, в самую гущу бала, она быстро отдернула занавес и откинула его на Микеле, так что, когда она проходила мимо, он, по счастливой случайности, оказался совершенно закрытым.

Едва рассеялся страх, вызванный неловким положением, в которое он попал, как он ринулся в грот и, убедившись, что там никого нет, бросился на диван рядом с тем местом, где только что сидела княжна Агата. То, что ему удалось услышать, чрезвычайно взволновало его, но каковы бы ни были его прежние соображения, все они были теперь уничтожены последними словами этой удивительной женщины.