Размер шрифта
-
+

Пейзажи этого края. Том 2 - стр. 48

… Эта большая широкая тень – корова или свирепый оборотень? Что за звуки? Арба скрипит? – так похоже на голос толстого Махмуда… Свет? Откуда? В окне горит керосиновая лампа – или это мигающие глаза Мулатова?

Он вернулся домой. Ничем не больная, но стенающая на подушке Пашахан, увидев мужа, вскочила как подброшенная с криком:

– Мой Худай! Что с тобой? У тебя же лицо как гнилая солома!..

Непотребство… Майсум все знает… Тошнит…

– Сейчас налью тебе чаю!

Майсум знает. Непотребство. Махмуд, Малихан, Мулатов, Латиф, Исмадин и еще сам этот Майсум… О ужас! Взял пиалу, сделал глоток, ошпарил рот кипятком – дзынь! – пиала полетела на пол, раскололась…

Кто там пришел? Мужчина? женщина? Салам-алейкум, да-да, алейкум-салам… Это Кувахан, она держит большой кусок мяса, церемонно подносит Кувахан и Кутлукжану и возбужденно тараторит:

– Я принесла немного говядины, отрезала от самого жирного места. Я сначала хотела принести половину…

Потом – Кувахан шевелит губами, и Пашахан тоже шевелит губами, непонятно – то ли они плачут, то ли смеются. Чему они смеются? Зачем корчат рожи? Почему на него показывают пальцем? О чем это они болтают между собой? или это они дерутся?

В конце концов Кувахан ушла. Почему она так долго здесь сидела? Она часа два тут проторчала…

– Налей мне водки, – тихо сказал он. Может, потому что Кувахан ушла наконец, Кутлукжан почувствовал небольшое облегчение.

Тогда Пашахан начала поиски. Водка была, но из страха, что могут увидеть не те гости, Пашахан засунула бутылку в такое место, что и сама теперь не помнила куда. Она полезла в сундук, разворошила одеяла, бегала в кладовку и обратно. Бутылка в итоге нашлась, и Кутлукжан отпил глоток. Он припоминал только что произошедшее. По телу пошло тепло, сердце забилось, он стал оживать. Он стал думать, с кем можно все обсудить, посоветоваться. Таких не было. Тогда он сделал еще глоток. Сердце застучало еще быстрее, он как будто слышал внутри глухое постукивание – бум, бум. Ему надо подумать, надо принять решение. Он жив, стало быть, ему надо есть, пить, обманывать других, надо продолжать этот спектакль. Нет, Майсум ничего не скажет; если бы он хотел сказать, то не стал бы говорить заранее. А что ему тогда надо? – да кто ж не знает, чего ему надо!

Но какой же опасный человек Майсум! Нет, не могу…

И он отпил еще; во рту стала ощущаться боль от ожога. Он выплюнул водку. Рука болит, спина болит, ноги болят…

Рынок принадлежит тому, кто первый пришел! Вот так! Во что бы то ни стало ему надо устранить это зло в лице Майсума, даже если это будет конец для них обоих… Нет, не надо для обоих. Потому что базар того, кто пришел первым. Сейчас он пойдет к Лисиди… Нет, прямо к секретарю Чжао, в коммуну – и доложит о ситуации с Майсумом. Недостаточно фактуры? Не беда – по ниточке паутинки отыщется и паук, а следы копыт приведут к лошади, как говорится. Он может делать предположения, приводить доводы, развивать… главное – вцепиться зубами: Майсум замыслил недоброе… А если Майсум выкатит встречные обвинения? Не признавать, умереть – но не признавать, с самого начала четко сказать: в последние два года он вел с Майсумом ожесточенную борьбу – и поэтому встретил со стороны этого не добежавшего за рубеж порождения помещичьих элементов въевшуюся до костей злобу и ненависть… Ему еще может помочь Нияз. Сначала покончить с Майсумом. Благодаря его положению, должности, авторитету люди, конечно, скорее поверят ему, а не Майсуму Ну конечно. Это просто смешно! Как он так сразу испугался, что даже сам на себя стал не похож?

Страница 48