Пётр второй - стр. 103
Иногда деревня сама готовилась к въезду беженцев и, скорее, не запрещала им брать то, что они хотят. Но в отдалении от фронта дворы выставляли дозорных с вилами и собаками.
Газеты писали о моральном разложении беженцев и ярости местных жителей. Атмосфера, как сообщалось, накалилась до такой степени, что в любой момент могли вспыхнуть бунты.
Например, власти Могилева просили армию прислать казаков для охраны имущества, утверждая, что иначе может пролиться кровь.
Столь же плачевно выглядела обстановка вокруг железнодорожных станций, где появлялись импровизированные лагеря. Оттуда беженцев, которые жили в телегах и наскоро сооруженных шалашах, планировалось развезти по всей России.
Гуманитарные организации открыли пункты питания, бани, больницы, приюты для детей, но люди продолжали страдать от голода, холода, болезней и отсутствия воды.
После жаркого лета наступала холодная осень. Вокруг станций начали появляться кладбища. Размеры лагерей поражали воображение: у Рославля с населением в 28 тысяч человек кочевало 80 тысяч беженцев, у аналогичного по размерам Бобруйска – 100 тысяч.
В окрестностях города Кобрин (10 тысяч жителей) – 200 тысяч! Через чуть более крупный город Рогачев, ставшим одной из важнейших артерий эвакуации, только за один месяц прошло 700 тысяч зарегистрированных беженцев!
И Кочеты теперь с содроганием вспоминали, как всего несколько дней назад долго ждали в Барановичах поезда, идущие на Восток, и как долго этих поездов не было. А когда на станцию пригнали несколько вагонов, то получить место в них можно было только за взятку.
А до этого всем крестьянам предписывалось сдать телеги, лошадей и скот. Но пунктов скупки было мало, так что многим пришлось оставить своё имущество на станции. И только некоторым, в том числе и Петру Васильевичу Кочету, удалось телегу, лошадей и инструмент продать по дешёвке местным жителям, у многих из которых постепенно стала нарастать неприязнь к беженцам.
Некоторые жители населенных пунктов, которые Кочеты миновали по пути, говорили:
– «Это же саранча, после которой остается только конский навоз и человеческие отходы. А еще они воры: пасут скот на чужой траве, забирают сено, выкапывают картошку, пилят деревья и ломают заборы на дрова».
Пётр Васильевич был свидетелем того, как пойманный на краже дров для обогрева своей семьи, один из беженцев оправдывался перед местными жителями:
– «Знаете, я никогда не крал, я был честным человеком, а сейчас превратился в вора».
А его подельник оказался смелее и наглее, вовсе и не думая каяться: