Петр Лещенко. Все, что было… Последнее танго - стр. 32
Попробую дать объяснение и дате, упомянутой мной. В документе том было две даты: родился и крещен. Я запомнила одну – 3 июля, возможно, это и была дата крещения. В протоколе допроса ты указал тоже 3 июля, а вот в карточках твоего ареста значится 02.06.1898. Карточки оформляли по паспорту, не исключено, что в паспорте было 2 июня. Ничего удивительного, что ты называл 3 июля, мне тоже часто приходилось переписывать какие-то анкеты, так как по привычке, тобой привитой, указывала свой День Ангела – 30 сентября, вместо дня рождения – 1 ноября.
Теперь подробнее о том, что помню по твоим рассказам и обмолвкам. Своих деда с бабушкой ты ни разу не видел. Дед был из солдат, бабушка была поварихой в одном богатом доме. Они отказались от дочери, твоей мамы, узнав о ее беременности. Марийка была их единственной дочерью, образование ей дать они не смогли, в пятнадцать лет определили прачкой в имение Курисов в Исаево. Говорят, хороша была Марийка и украинские песни пела так, что заслушаешься! На нее многие заглядывались. В Исаево она жила и работала на хозяев, пока ей не исполнилось семнадцать. Видимо, кто-то из той семьи и стал твоим отцом. Марийка уехала к родителям, которые жили на хуторе рядом, об этом мне уже поведала сама мама Марийка, но те отправили дочь обратно в Исаево, где ты и родился. Больше она с родителями не общалась и ничего друг о друге они не знали. Хотя, конечно же, слышали о твоем рождении. Там слухи от хутора к хутору быстро распространялись. О доброте и порядочности семьи Курисов, конечно, в рамках дозволенного их дворянскому титулу, сохранилось много легенд. Мне кажется, и о тебе они заботились, пока ты рос, ведь неспроста у прачки крестные сына – дворяне.
Когда мы приехали с тобой в Бухарест, то жили с твоей мамой и твоим отчимом. Мама тогда уже серьезно болела, почти не вставала. Ее мучили, как она сама говорила, почечные колики. Ты привозил врачей, доставал лучшие лекарства, как мог облегчал ей жизнь. Я оставалась с ней дома, когда ты был занят. Как-то мама попросила заварить ей чай с мятой. Ты меня обучил этому таинству. Заваривание было процессом сложным, но результат того стоил. Когда я принесла Марийке чай, она долго наслаждалась ароматами мяты и других трав, а потом призналась: «Этот чай полюбился мне еще в Исаево. Петечка-Петрушка мой тогда родился. Крестили мы его не сразу, сколько-то времени прошло. В храм пришли, там с имением рядом был храм, Петрушка после купели – сущий ангелочек. Глазищи посверкивают, ушки в разные стороны, все слышать хотели. Прошло крещение, прихожанки Петечку забрали, а мы с крестными пошли к голове, чтобы регистратор сы́ночку (она ударение делала ласково-ласково, на первый слог) записал в альбомы метрические. Потом вернулись за Петечкой, а при храме у речки, где лебедушки плавали, пристройка была, там служители обедали. Когда тепло было, то в большой такой беседке обедали. Вот в беседку нас и позвали. Не помню, чем кормили, но чай до сих пор помню. И вкус, и запах. Научилась у настоятельницы собирать мяту, заваривать и детей своих научила. Вот и пьем этот чай с Петечкиного рождения». Еще вспомнила, как мама твоя рассказывала, что, когда пришли к «регистратору», она боялась, что ее попросят расписаться, а она тогда не умела ни читать, ни писать. Позже ты ее и этому обучил, педагогов нанимал для нее. Так вот, мама Марийка переживала, что подрастет сы́ночка, увидит запись эту и скажет: «Вместо отца – крестик, и вместо мамы родной – крестик». Помнишь, как, узнав от меня об этом, ты рассмеялся?»