Петр III. Загадка смерти - стр. 165

Вероятно, императрица проведала про эти высказывания Безбородко. Поэтому милости Екатерины не ограничились только «огромным уделом». 2 сентября 1793 года в день празднования мира объявлено было, что «действительному тайному советнику графу Безбородке, за службу его к заключению мира, всемилостивейше жалуется: похвальная грамота и масленичная ветвь, да при том деревня». Ветвь эта ценилась в 25 тысяч рублей и была предназначена для ношения на шляпе. Участие Безбородко в польских делах также не обошлось без наград. Несмотря на то, что он имел уже около 200 тысяч рублей годового дохода, и на финансовое расстройство, какое испытывало государство, Екатерина пожаловала Безбородко 50 тысяч рублей единовременно и 10 тысяч рублей в год ежегодно пожизненной пенсии «в изъявлении отличного ее благоволения к усердной его службе и ревностным трудам в исправлении разных дел и должностей, по особой доверенности на него возлагаемых, способствующих пользе государственной и приращенью доходов»^>443.

Кроме того, Екатерина II при бракосочетании великого князя Александра Павловича назначила Безбородко шафером к жениху (у невесты шафером был великий князь Константин Павлович). Он сумел воспользоваться своим шаферством и сошелся, как сам выражался, «с новобрачным двором»^>444. Факт примечательный.

Подобное внимание императрицы к Безбородко не уняло, однако, его врагов, которые очень хорошо понимали, что, несмотря на награды, он не имел уже прежней силы. Среди недругов графа особенно выделялся Морков, который, увидев Безбородко, не только не поклонился ему, но и вздумал еще «самым подлым образом во дворец с криком о нем ругательно отзываться и твердить, что он Безбородко теперь явный неприятель и что он себя ему покажет». Не удавалось Безбородко получить графское достоинство Российской империи, и он оставался (до восшествия на престол Павла I) только иностранным (с 1784 года), а не русским графом. «Собственно обращением со мною государыни, – писал Безбородко, – и ее доверенностию я весьма должен быть доволен, но вообще сколько она привыкла менажировать близких своих, как ко мне, конечно, не лучше расположена. Из сего выходит, что я, видя, как наш универсальный министр (П.А. Зубов. – О. И.) многое на себя исключительно захватывает, когда уклоняюся от дела, то она жалуется, что от нее устраняются, что не хотят ей пособить и проч. Я все способы употреблял, чтобы для самой службы быть сколько возможно в тесном согласии, но по скрытности сего юнаго человека, при внушениях многих его близких, кроме самой наружности не мог этого достигнуть. Теперь, когда дело доходить до развязки, готовят предуверить публику и внушениями и награждениями, что он все то сделал, что в другой раз дела поворотил в пользу и славу государства. Бог с ним. Я не завидую и уверен, что в публике точнее знают»