Петр I - стр. 5

Е. В. Анисимов предлагает очень точное и многое объясняющее наблюдение. После майского мятежа 1682 года, когда власть прочно взяла в свои руки царевна Софья, поддержанная стрельцами, Петр с матерью, вдовствующей царицей, и «малым двором» переселился в Преображенское и выпал из специфического мира Кремля с его обычаями и ритуалами. Отрочество отстраненного от власти юного царя прошло в атмосфере, принципиально отличной от традиционной, в которой воспитывались его предшественники, вне закоснелых установок и представлений.

В конечном счете это стечение обстоятельств вкупе с врожденными особенностями личности определило его индивидуальность. И это была индивидуальность демиурга – строителя своего мира, для которого главным законом является собственная воля.

Разумеется, жизненная практика, сосредоточенная в Кремле, была достаточно многообразна и неоднолинейна. Читатель поймет это, знакомясь с рассказом де ла Нёвилля о фаворите царевны Софьи и «первом министре» князе Василии Васильевиче Голицыне, убежденном европейце, мечтавшем о гуманизации русской жизни. Но к юному Петру этот мир повернулся своей смертельно опасной ипостасью. Таким он его и воспринимал всю жизнь. И когда получил власть – фактически абсолютную, он стал расправляться со старым миром со злорадной жестокостью, поражавшей как европейских наблюдателей, так и близких Петру русских людей.

Об этом с горечью рассказывает князь Куракин в своей «Гистории». С описанием Всешутейшего собора, этой злой попытки компрометации церковной иерархии, читатель встретится в предлагаемых материалах. Сейчас только процитируем князя Бориса Ивановича, чтобы читатель заранее представлял себе, какими методами молодой царь накануне путешествия в Европу разрушал авторитет старомосковской знати: «И в тех святках что происходило, то великою книгою не описать, и напишем, что знатного. А именно: от того начала ругательство началось знатным персонам и великим домам, а особливо княжеским домам многих и старых бояр: людей толстых протаскивали сквозь стулья, где невозможно статься, на многих платье дирали и оставляли нагишом, иных гузном яйца на лохани разбивали, иным свечи в проход забивали, иных на лед гузном сажали, иных в проход мехом надували, отчего един Мясной, думный дворянин, умер. Иным многие другие ругательства чинили. И сия потеха святков так происходила трудная, что многие к тем дням приуготовлялись как бы к смерти. И сие продолжалось до езды заморской в Голландию» (орфография в цитате приведена в соответствии с современными нормами).