Петля анаконды - стр. 62

Но когда революционный праздник подходит к концу, когда весь накопившийся у людей пар, наконец, выпущен, когда насытившиеся протестами массы покидают улицы, и снова приходит черёд трудовых будней, встаёт резонный вопрос: «а что дальше?». Ведь новыми властителями государства, как правило, оказываются совсем не те, кто совершал революцию на площади. Власть, как правило, прибирают к рукам совсем другие персонажи, до поры до времени находившиеся в тени.

То, что бушует на площади – это всего лишь движимая сила революции…

Да-да, не движущая, а именно движимая! Движимая кем-то. Это толпа. Это массовка. Есть устоявшийся революционный алгоритм. Если вы хотите совершить революцию, толпу нужно вывести на улицу под любым предлогом. А дальше своё слово скажут хорошо натасканные ораторы. Их задача – зажечь толпу. При знании дела, сотворить это совсем нетрудно, ведь толпа – это легковоспламеняющийся материал. Вот для этого и нужна «сакральная жертва». А далее в действие вступают специально натренированные боевики, фанатичные борцы за идею, не имеющие гроша за душой маргиналы и ещё не окрепшая в понимании жизни молодёжь.

Работая в России, я как-то задался таким вопросом: за счёт чего «фанатам» футбольных команд удалось набрать здесь такую немалую, граничащую с политической, силу? Болельщицкие движения других стран о столь ощутимом влиянии на общественные процессы не могли даже и мечтать. Я изучил историю их развития и пришёл к следующему выводу: футбольную «фанатскую» мощь в России взрастил, главным образом, постперестроечный дикий капитализм. Сопровождавшийся мошенническим, а иногда и откровенно бандитским, присвоением являвшейся некогда государственной собственности процесс формирования частных капиталов вобрал в себя не только экономические круги, но и правоохранительную среду. Полиции, – тогда она, правда, называлась милицией, – было интереснее крышевать стремительно набиравший обороты бизнес, нежели образумливать беснующийся на трибунах стадионов «молодняк».

Последний почувствовал, что за вытворяемые художества ему ничего не грозит, и стал использовать дарованную ему посредством безразличия свободу всё шире и шире. У «фанатов» появились свои законы – эдакая смесь негласных правил казармы и тюрьмы; обозначились свои лидеры – ораторы с мощными голосовыми связками, неумеренной склонностью к крику и примитивным слогом; сформировались настоящие иерархические структуры. И когда их «подвиги» полились, что называется, через край, с ними было уже так просто не совладать. Это была уже не кучка трудных подростков. Это была хорошо организованная, дисциплинированная, обученная армия, к высокой боеготовности которой причастна некоторым образом и наша «Фирма».