Песня цветов аконита - стр. 62
Все это было чуждо мальчишке из лесной деревни, однако скорее привлекало, нежели отталкивало.
Настоящих друзей из себе подобных подросток здесь не нашел. Помогал, чем мог, расспрашивать опасался – мало ли что у кого в прошлом. А ему часто снился один и тот же сон: взлетающая лэ и кровь. Больше никто не выжил – понимал, когда просыпался. Не из-за него ли погибли все? Казалось, что и семьи уже нет.
Рисовал фигурки караванщиков и родных – скупыми штрихами, на песке – веткой, на бумаге – углем. Порой надеялся, что фигурки оживут; одергивал сам себя. Не оживут ни фигурки, ни мертвые.
Поначалу те, кто обучал воспитанников красивым движениям, разводили руками. Неторопливой отточенности сэ-эттэн новый мальчишка не соответствовал, но диковатая, текучая естественность жестов оказалась не хуже веками утвержденного канона. И голос был певучим, как тоо — но это вряд ли могло удивить Нэннэ. Она встречала многих уроженцев Тхэннин, и слышала этот говор, грудной, протяжный немного.
Новичку поручено было ухаживать за птицами. Во «владениях» Нэннэ их водилось достаточно – одни создавали уют, других приносили и раздавали в качестве подарков. Было даже несколько весьма редких и дорогих птичек. Некоторые из них умели говорить, передразнивая человеческую речь, – а одна, белая с желтым хвостом, казалась почти разумной. Другие пели великолепно, вплетая в песню рулады ручья, звон стеклянных колокольчиков и голоса других птиц. Йири – теперь его снова называли по имени – нравилось возиться с пичугами. Он легко определял, какая птица поймана недавно, а какая родилась в клетке. Таких часто можно было брать в руки, и они лишь беззаботно щебетали, не пытаясь улететь. Никто не знал, были у него любимцы, или же нет. Со всеми он обходился ласково и спокойно, и, кажется, ни к кому не привязывался.
Клетки с птицами стояли в саду, возле бассейна, выложенного зелеными плитами. Что уж нашло на мальчишку, но подоспевший старший слуга увидел птиц уже над ветвями садовых деревьев. Схватившись за сердце, он кинулся к виновнику этого безобразия – и остолбенел, увидев на лице того детски-счастливую улыбку.
Конечно, Йири крепко досталось. Однако на все вопросы о том, почему он позволил себе столь странную дерзкую выходку подросток молчал, и на губах его была необычная усмешка. Словно он знал нечто, о чем другие и не догадывались. Подобное выражение лица продержалось недолго, он снова стал прежним – но хозяйка Сада призадумалась. И отныне с опаской поглядывала на него, внешне тишайшего из всех, послушного ученика.