Песни выбрали меня - стр. 4
Но вдруг раз и все это наваждение вмиг улетучивается, как только мой взгляд упирается в саблю. Ведь военные тогда носили настоящие сабли! Так и вижу ее, блестящую, огромную, кажется, в два моих роста.
– Ну, держи, боец! – улыбаясь, говорит отец.
И я держу, только удержать не могу, так и тянет она меня к полу своей тяжестью. И столько счастья испытываю, что сейчас, по прошествии стольких лет, могу сказать, что и тогда оно было возможно, даже в те страшные военные времена.
А вот этого я не помню. Не помню, как уходила, что говорила. Как я плакал, не помню. А хотелось бы. Хотелось бы запомнить и ее последние слова, и объятия… Мне было почти два, когда от воспаления легких умерла моя мама. Всего одна неделя – и ее не стало.
Присматривать за мной стало некому, старшая сестра была еще слишком мала, отец на службе. И стал опекать меня старшина – мужчина еще молодой, который нянчился со мной в течение всего дня. Ну как нянчился? Да по-мужски: забирал с утра и к себе, в полк.
– Смотри, – говорит старшина, – не отставай!
Я и не отставал! Бежал на стрельбище вприпрыжку, с голода мусоля во рту жесткий жмых. Но больше всего я любил бывать в полковой столовой. Голод в те времена был делом привычным. Поэтому даже когда в столовой наешься кашей, можно было просто стоять и вдыхать сытный запах варева – про запас.
А старшину Андрея Фисенко солдаты прозвали «матросом Чижиком», как героя из рассказа «Нянька» Константина Станюкевича, где бывший матрос стал нянькой для мальчика.
– Дядька Андрей, а дядька Андрей, я тоже хочу, как у всех!
– Чего как у всех, Левка? Кажись, у тебя и так всё, как у всех: и каши поел, и поспал! Чего тебе еще надобно, – грозно воспрошал «матрос Чижик», а у самого глаза в прищуре смеются.
– Как чего, форму хочу, как у всех. Солдатскую! – и помню аж покраснел от своей наглости.
И ведь пошили – гимнастерку, брюки, пилотку! Я потом даже честь военным отдавал – всё как полагается. И ведь что замечательно: и те в ответ с готовностью козыряли. От гордости я надувался и блестел, как начищенный самовар. Еще бы, настоящий сын полка!
Но солдатом я хотел быть не только снаружи, мечтал я стать, как дядька Андрей, – таким же сильным! Глаза начинали слезиться, когда закинешь голову к солнцу и считаешь, сколько раз дядька Андрей подтянулся: «И раз, и раз». Только он пристроится отдохнуть, я опять тут как тут:
– Нууу, дядька Андрей… покажи, как наоборот ходят!
И дядька Андрей вставал на руки и шагал на руках, да так быстро! Но не успевал он перевести дух, как я опять за свое: «Ну, дядька Андрей…»