Песни выбрали меня - стр. 21

Урок проходил в нашем школьном спортивном зале. Канаты, брусья, кольца, конь с козлом – все гимнастические упражнения на этих снарядах были для меня как семечки. Я крутился и вертелся так лихо, что девочки нашего класса глаз не отводили. Канат, брусья, конь, козел, вот очередь подошла к кольцам, на них я так бешено крутил сальто, что еле успевал отмечать восторженный блеск в глазах одноклассниц. Но в какой-то момент что-то пошло не так, то ли я отвлекся, то ли силы не рассчитал, но что-то произошло, я перекрутил очередное сальто, с размаху врезавшись головой в мат.

Я лежал и смотрел в высокий-высокий потолок спортивного зала и не шевелился. Тишина стала напряженной, звенящей или это только звенело в моей голове – разобрать было невозможно. Однокашники обступили со всех сторон, я лежал и не мог пошевелиться. Пока везли в Склиф, я гнал от себя мысли, что могу быть парализованным. Меня везли в ведущий медицинский институт страны, я очень хотел верить, что меня быстро поставят на ноги в буквальном смысле, но, когда я смотрел на свои обездвиженные, неживые ноги, казавшиеся вовсе не моими, я в этом сильно сомневался.

Но «Скорая» мчалась в Склиф, объявив уже свой предварительный диагноз. Услышав его, я понял, что моя жизнь навсегда остановилась: перелом шейного отдела позвонков. Даже тогда, в 16 лет, стало ясно, что жизнь моя проиграна. Не только спортивная, но и вообще – какая бы то ни была.

Но травматологи в Склифе так быстро с диагнозом не согласились и после обследования смягчили приговор – «ущемление позвоночного нерва», который давал существенные шансы на нормальную жизнь. Но все ужасы парализованного человека я испытал в полной мере.

Первое время в больнице мои ноги не реагировали ни на какие раздражители. Чувствительность возвращалась постепенно, откликаясь болью на желание подвигать, к примеру, большим пальцем ноги. А вот с руками дело обстояло сложнее. Десять дней я фактически был без рук. Эти дни, несмотря на уверения врачей, что вскоре функции и работоспособность восстановятся, я был в мрачном убеждении, что останусь «без рук». Это казалось для меня – молодого пацана, у которого жизнь только-только начинает набирать обороты, – приговором. И как же обрадовался, когда острая, с трудом переносимая боль дала знать, что и с руками у меня будет все в порядке. Я буквально ненавидел каждого, кто громко топает или чересчур шумно хлопает дверью, – любая вибрация молниеносно отдавалась в руках нестерпимой болью. Хотелось еще больше вжаться в больничную койку и не шевелиться, потому что, если даже вибрация отзывалась такой мукой, можете себе представить, что было, когда я пытался пошевелить пальцем. Но врачи настаивали, чтобы я каждый день упражнялся. Заставить себя было трудно. Родители и друзья принесли самые вкусные гостинцы и забили ими всю больничную тумбочку. И только это меня, вечно голодного, заставляло тянуться, выбирать, хватать, удерживать – такая своеобразная тренировка была мне по душе и помогала тренировать руки.