Песни выбрали меня - стр. 12
Деревенские пацаны приняли меня за своего, и я уже везде с ними носился. Был у нас один велосипед на всех, и Митяй по очереди вывозил нас на речку, где мы купались и строили запруды.
Особо опасным приключением в Терновке было воровство гороха с колхозных полей. После войны за хищение государственного имущества могли на десять лет отправить в исправительные лагеря. А деревенские мальчишки все равно таскали, и хоть бы что! Ну и я с ними, не могу же я им показать, что струсил – это было для меня тогда пострашнее, чем далекие лагеря.
Опасность с усами и жидкой гневной бороденкой поджидала, видно, не первый день. Караулил нас и мечтал поймать сторож, который эти колхозные поля охранял. Он мне так врезался в память, будто вчера от него удирал.
Не успели мы молочно-сладкий горох рассовать по карманам да за пазуху, как появился сторож, будто из-под земли вырос, видно, спал прямо в поле. В руках у него настоящий хлыст, которым он с таким присвистом хлестал, будто всю душу вынимал. Припустились мы без оглядки, только пыль стояла, по дороге и весь горох растеряли. Спрятались в каком-то товарном вагоне и боялись выходить до самого вечера, так и чудился нам этот старик с перекошенным лицом и со свистящим хлыстом. Мы даже разговаривать боялись, а я так и подавно. И только об одном думал: что больше никогда и ни за что не возьму чужого.
Вся эта дворовая, хулиганская жизнь была отчасти вынужденной, потому как все свое свободное время дети проводили на улице, выдумывая себе опасные приключения. Но была у меня одна «тайная страсть», которую во дворе считали ненужной блажью, – я любил петь.
Во втором классе я решил записаться в школьный хор. Людмила Андрониковна, руководитель этого хора, устроила мне первое в моей жизни прослушивание.
– Что будешь петь, Лещенко?
Как что? Странный вопрос, тогда подумал я. Всё! И я начал без перерыва петь одну за другой песни, все, что я сам разучил или с дедом. Людмила Андрониковна пыталась прервать мое сольное выступление, но я, нисколько не испытывая смущения, решил показать весь свой репертуар.
– Ну что ж… слух хороший, – наконец-то она смогла вставить слово. – А какой голос! Чистый, высокий, классический дискант! А в первом классе ты почему к нам не пришел? Целый год потеряли… – недовольно добавила тогда Людмила Андрониковна.
Начались занятия, которые, несмотря на свою монотонность, длительность, не были мне в тягость. Я бежал на хор без напоминаний и какого-либо контроля со стороны родителей. Потому что хор был для меня той отдушиной, которая наполняла все мое существо какими-то еще неведомыми мне чувствами. И поэтому двухчасовые занятия по два-три раза в неделю были для меня особой радостью. Все эти распевки, вокализы, хоровые партии… Это была совсем другая жизнь, отличная от дворовой, с обязательными занятиями, которая, несмотря на всю строгость, дисциплину, мне тоже нравилась. Даже все эти «скучные» вокализы, когда стоишь, вытянувшись, и растягиваешь: АААААА, ОООООО доставляли удовольствие. Звуки, музыка, которыми напитывается вся душа так, что кажется поет все тело, – и это так странно, волнующе было для детской души, что своей жизни без занятий с хором я уже не представлял.