Песни мертвых соловьев - стр. 17
– Хм, – Хашим развернулся и, качая головой, прошел к бару, чтобы наполнить опустевший стакан. – А знаешь, – начал он, звеня бутылками, – у меня ведь пять дочерей. Ну, насколько известно. Прямо проклятье какое-то, сука за сукой. Видеть их не могу. Работа, она, как ни крути, накладывает отпечаток. Сына я хотел в свое время, очень хотел, но не судьба, – он неожиданно остановился и посмотрел на меня серьезно. – Ты здоров?
– Только краснухой болел.
– Славно. А с глазами что?
– Не знаю, – изобразил я улыбку. – Мама говорила: «Это солнечные лучики заблудились».
– Лу-учики, – протянул Хашим, наливая очередную порцию спиртного. – Хех. Видишь-то нормально?
– Отлично вижу. Даже в темноте.
– Вот как? Славно-славно. Еще мутации есть?
– Больше нету.
– Почти что лац?
Такое оскорбление мне тяжело было вынести даже от «отца».
– Я не лац! – Рука сама собой дернулась в направлении ножа, едва не сведя все старания к нулю.
– О-о! – Хашим поставил стакан и, хохоча, захлопал в ладоши. – Вот теперь вижу фамильное сходство, – он подошел и еще раз смерил меня взглядом. – А чего спектакль разыгрывал, будто прислан? И откуда ты узнал вообще? У меня ведь сегодня и впрямь назначено.
– Это не спектакль, – потупил я глазенки. – Мне знакомый помог. Он у господина Кучадела работает. Я целый месяц ждал, когда его к вам пошлют. Заплатил девять серебряных – все, что после мамы осталось – и поменялся с ним.
– Хех. Смышленый. Стало быть, все на карту поставил?
– Мне мама велела обязательно с вами встретиться.
– Да еще и исполнительный. Хорошо. Только что же ты с пидорами дружбу водишь? Сам-то не по этой части?
– Что вы! – изобразил я сдержанное возмущение. – Никогда. Да и не друг он мне, я же говорю – знакомый. Был бы другом, разве стал бы деньги просить?
– Запомни, парень, – Хашим принял серьезный вид и указал на меня пальцем, – пидоры – не люди. Они хуже баб. Шлюхи с рождения. Общаться с ними можно только одним способом. Подрастешь, расскажу, – он сделал два больших глотка, опустился на корточки и положил правую руку мне на левое плечо. – Сын, значит?
– Сын, – ответил я.
– Хм. Ладно, время покажет.
Рука потянула меня вперед и тут же ослабла. Согнутые в коленях ноги зашатались. Мертвое тело конвульсивно дернулось и повалилось на спину. Из-под утонувшего в глазнице по самую гарду клинка побежала кровь, залила веки и тонким ручейком устремилась вниз по щеке.
Я постоял над трупом секунд десять, наблюдая за конвульсиями, тронул Хашима ногой, ответной реакции не последовало, на всякий случай проверил пульс – глухо.
Помню, первое, что почувствовал, – дикая злоба на себя. Безумная. До зубной ломоты. В голове сформировалось осознание масштаба трагедии. Я только что собственными руками загубил свое будущее. Вот оно, лежит у моих ног и не дышит, только смотрит в пустоту единственным немигающим глазом. Голова закружилась. Роскошные апартаменты вдруг потеряли четкость, поплыли, отдаляясь все дальше и дальше.