Песнь Сорокопута - стр. 7
– Да я уже понял. Ожидал увидеть тут исписанные моим именем страницы, но здесь только расписание уроков и походов к стоматологу. Кто ведёт запись приёмов к стоматологу, Готи? Чокнутая старушка, которая боится потерять последние зубы?
Я скинул его с кровати и показал средний палец. Растянувшись во весь рост – а он был выше меня на полголовы, – Скэриэл удобно улёгся на полу. Я отложил ежедневник на прикроватный столик. Блокнот этот мне подарил отец на пятнадцатилетие. Кто в здравом уме дарит такое подростку?!
Я изредка вёл его только потому, что это подарок отца. По телевизору как-то советовали завести настоящий личный дневник, если вам хочется высказаться, но некому. Например, я мог расписать там свои отношения с отцом, с братом, написать про маму, но в этом не было абсолютно никакого смысла. Я не хотел, чтобы дневник, который мог стать бомбой замедленного действия, попал в руки кого-нибудь из семьи. Проще держать всё в голове. Так безопаснее.
– Тяжёлый день? – Иногда Скэриэл вёл себя как мой психолог. Он подложил руку под голову и взглянул на меня.
– Благодаря тебе.
– Да ну? Я пришёл полчаса назад и что-то уже успел натворить? – Я слышал его довольный голос.
– Сильвия видела тебя ночью. Мне досталось от отца.
– Эта старая корова сдала меня. – Лоу попытался изобразить недовольство, но вышло очень наигранно. – Что сказал отец?
– Что мне не светит наследство, если я залечу до свадьбы. – Я выдал это расстроенным тихим голосом.
– Не волнуйся, я обязательно женюсь на тебе, – ответил Скэриэл в том же тоне.
Мы уставились друг на друга и рассмеялись. Мне весь день очень не хватало подобных шуток. Я кинул в него подушкой, и, конечно, он увернулся. В следующую секунду он набросился на меня с подушкой и начал душить, при этом смеясь как полоумный.
Каждый день мне приходилось сдерживать себя, следить за поведением, чтобы не ударить в грязь лицом. Постоянно находиться на виду у прислуги, одноклассников, преподавателей. Но самое сложное – быть на виду у отца и старшего брата. Они оба возлагали на меня большие надежды. Отец часто об этом говорил: ты должен быть лучше всех в лицее, ты должен успешно сдать экзамены, ты должен поступить в Академию Жалких Грешников – «Боже, Скэриэл!», – ты должен получить высокий уровень тёмной материи, ты должен то, должен сё.
Брат говорил редко, но своим поведением давал понять, что я не должен очернить его репутацию. Гедеон – первый на четвёртом курсе Академии, он превосходно владел тёмной материей и метил в политики. Уж очень он хотел попасть в Совет старейшин и работать среди действительно «достойных и великих». У Скэриэла на этот счёт было другое мнение, он называл членов Совета кучкой надменных стариканов, которые возомнили себя пупом земли и которые не видели жизни дальше своих хором.