Песнь серебра, пламя, подобное ночи - стр. 10
Не было времени думать. Следовало убираться отсюда.
Лань бросила на Вэя испуганный взгляд, но выражение лица старого лавочника стало жестким. Он сжал губы в решительную линию. Когда Лань потянулась за свитком, Вэй перехватил ее руку.
– Оставь это мне, я’тоу. Не нужно, чтобы тебя поймали с чем-то подобным накануне Двенадцатого цикла. Возвращайся за ним, когда все успокоится. А теперь иди!
В мгновение ока свиток и серебряная ложка исчезли.
Она надвинула на глаза дули как раз в тот момент, когда над входной дверью прозвенел колокольчик, теперь почему-то резко и угрожающе.
Воздух сгустился. По полу тянулись длинные, мрачные тени.
Лань направилась к двери, радуясь своей грубой, сшитой из конопли дуаньда, свободной дешевой одежде, которая скрывала большую часть ее фигуры. Она достаточно долго проработала в чайном домике, чтобы знать, как элантийцы могут обращаться с девушками.
– Да хранят тебя четыре бога, – услышала она бормотание старика Вэя. Это была старая хинская поговорка, основанная на вере в то, что четыре Бога-Демона присматривают за своей родиной и своим народом.
Но Лань с поразительной ясностью видела, что в этом мире богов не существует.
Только монстры в облике людей.
Их было двое. Крепкие элантийские солдаты, облаченные в доспехи. Грохочущими шагами они прошли мимо Лань. Инстинктивно взгляд девушки метнулся к их запястьям, и от увиденного у нее перехватило дыхание. Никакого блеска металлических браслетов на запястьях, сидящих так туго, что они, казалось, срослись с плотью. Эти руки не могли вызвать огонь и проливать кровь щелчком бледных пальцев.
Значит, просто солдаты.
Когда она проходила мимо, один из них остановился. Дверь была всего в нескольких шагах, прохладный вечерний воздух уже коснулся ее лица. Сердце Лань дрогнуло, как у кролика, на которого смотрел орел.
Ангел вытянул руку и сжал пальцами ее запястье.
В животе Лань расцвел страх.
– Смотри, Максимиллиан, – позвал солдат, другой рукой приподнимая край ее дули. Лань, смотря в его по-юношески зеленые, как летний день, глаза, удивлялась, как мужчина может сделать цвет олицетворением жестокости. Лицо солдата могло бы принадлежать одной из мраморных статуй крылатых стражей, которые элантийцы воздвигали над дверями своих домов и в своих церквях: красивое и совершенно лишенное человечности. – Не думал, что найду в подобном месте такой прекрасный экземпляр.
Лань выучила элантийский язык. Ей пришлось это сделать, чтобы работать в чайном домике. От этого языка кровь стыла в жилах. Слова элантийцев были длинными и раскатистыми, совсем непохожие на резкие иероглифы хинской речи. Элантийцы говорили медленно, неторопливо, как люди, опьяненные властью.