Песнь о Роланде. (После смерти) - стр. 2

Примерно так рассуждает философ; из этих рассуждений становится понятным его презрение к войне. Однако, если в конце восьмого столетия от Рождества Христова таковых было известно слишком мало в Европе для того, чтобы такие понятия, как война и оружие стали повсеместно порицаемы, в наше время их и того меньше.

Первобытный Страх, глубоко сидящий внутри всякого человеческого существа, призывает его постоянно заботиться о защите своей плотской оболочки, – субстанции слишком хрупкой, а посему и весьма чувствительной к боли. В глубокой древности достаточно было самолично убить дикого зверя, чтобы вызвать к своей персоне то уважение соплеменников, которое необходимо для уверенности в том, что, к примеру, вы не будете предательски убиты сегодня или завтра. В более поздние времена быть сильным и ловким оказалось мало: требовалось также показать себя учёным и мудрым, сочинять гимны в честь богов, петь красивые песни и играть на кифаре, а для пущей уверенности в безопасности мало-мальски предприимчивый муж предпочитал обзавестись десятком-другим хорошо обученных телохранителей. Однако, по мере устремлённости развития человеческой цивилизации к накоплению материальных благ возрастало и количество разнообразных пороков людей. И однажды наступил момент, когда для уверенности в завтрашнем дне оказалось недостаточным содержание табуна телохранителей, а понадобились целые армии, на содержание которых требовалась уйма средств; местных ресурсов катастрофически недоставало, и сия недостача властно увлекала взоры повелителей в разные стороны.

Пришел, увидел, победил… Побеждать возможно только с безукоризненно выученным и закалённым войском. В таком войске не место слабакам и философам, рассуждающим о смысле жизни, о слабости человеческой, о превратностях судьбы, о смерти и ничтожестве человеческого бытия, – здесь нужны крепкие, здоровые, грубые, жестокие рубаки, и желательно, чтобы они вовсе не обнаруживали способности к рассуждениям. Нужно, чтобы для них основным мерилом ценностей стало мнение начальника, точкой опоры, рычагом всех поступков – приказ полководца, а движущей силой – нытье старых заскорузлых шрамов на теле и предчувствие скорой наживы в случае победы. Если у солдат более не хватает сил, крик «Монжуа!», брошенный начальником, должен немедленно пробудить в них древнее хищное желание вгрызться в горло неприятеля одними зубами, отнять у него меч; если воину вдруг взбрело в башку усомниться в правильности действий командира, тот же клич должен развеять не только сомнения, но и вообще всякие мысли в отупевших мозгах. Древний клич, кровожадный, зовущий к победе…