Песнь кобальта - стр. 4

Осерчал отец и с тех пор больше не общались они. Он говорил всем, что нет у него более сестры, умерла она.  Года три уж минуло с тех пор, как виделись последний раз, и никто не грустил о ней, вспоминая лишь изредка, когда к слову приходилось.

– Я приду смотреть на тебя! – воодушевленно воскликнула Дэниэль.

– Конечно! Я помашу тебе, когда меня вызовут к Чий-Маану.

– Не забудешь? – подозрительно спросила девочка.

– Не забуду.

– Обещаешь?

– Обешаю, – едва скрывая улыбку, ответила Тамилла, – а сейчас пойдем домой, вечереет уже. Родители искать будут.

Взмахнула рукой, и кобальтовые капли устремились к земле, упали на нее яркой россыпью и впитались, не оставив за собой и следа, словно и не было их.

Сестры поднялись с земли, отряхнули длинные подолы от соринок да пыли летней и, взявшись за руки, направились в сторону дома.

***

На смотрины Дэниэль попасть не смогла.

За день до этого, изнемогая от жары, убежала с мальчишками на речку, оставив без присмотра цыплят, за которыми мама строго настрого приказала смотреть. Забегалась, заигралась и опомнилась спустя несколько часов. Со всех ног припустила домой, да опоздала. Половину цыплят коты придушили и растащили по углам.

Мать, узнав об этом, долго гоняла по огороду, сломав хворостину об ее спину. Гоняла, да приговаривала:

– Я тебе покажу, как от дел отлынивать, да с мальчишками по лягушатникам барахтаться, мерзавка мелкая!

Потом изловчилась, поймала девчонку верткую за шкирку, домой притащила, и на неделю запретила на улицу выходить.

Сколько Дэни ни плакала, ни просила отпустить на смотрины с сестрой – все без толку. Мать была непреклонна, да и отец еще добавил, когда узнал о происшествии.

В то утро Тамилла была особенно прекрасна. Украсила волосы синими лентами, платье лучшее надела – голубое с цветочками маленькими. В темных, влажных, как у лани, глазах предвкушение светилось.

А Дэни сидела в углу у задней распахнутой двери и чинила одежду старую: где прореху заштопать надо было, где подол подвернуть, где рукав прихватить. Из открытой двери поддувало свежим воздухом, да гомон птичий доносился. И от этого еще острее чувствовалась горечь заточения. Эх, и далась ей эта речка! Зачем убежала с мальчишками! Сейчас бы могла с сестрой собираться, чудо смотреть.

Тамилла попрощалась с матерью, обняв нежно да ласково, подошла к Дэниэль, потрепала по макушке растрепанной, в щеку поцеловала:

– Не грусти, малышка! Будет и на твоей улице праздник, – а потом выпорхнула из дома пичугой звонкой, подбежала к телеге, в которую мерин их чубарый запряжен был, проворно забралась на нее и села рядом с отцом.