Песнь кинжала и флейты. Том 2 - стр. 49
Мелодия стала повеселее. Эльф хлопал, показывал Кьяре, как встать, и та даже начала потихоньку вливаться, повторяя за ним, двигая бёдрам, руками, ритмично изгибаясь телом на пару с высоким мужчиной, от которого доносился лёгкий шлёйф адониса и табачной смеси. Руки их снова соприкасались, то он раскручивал её, хватая в объятия, то снова танцевал вокруг, заставляя вращаться под музыку и делать перехват руки.
Чем дольше это продолжалось, тем лучше у Кьяры удавалось отбросить смущение и подчиниться свирели. Раскованность Фламера её обескураживала. Он вёл себя одновременно и нагло, и вежливо, что просто сбивало девушку с толку, вызывая богатый букет ощущений, то переплетающихся тесной косичкой, то сменявших друг друга, словно кони на затяжных скачках.
Мужчина двигался завораживающе и гипнотически. Прикосновения его были тёплыми, бережными, он учил её танцевать, как скульптор создаёт красоту из ничего. Даже против её воли эльф сумел заставить её чувствовать себя лучше, проникнуться этим задором и хотеть двигаться вместе с ним под эти прекрасные звуки.
Всё это создавало некую лёгкость, напоминая отнюдь не какую-то романтику из её жизни, а скорее то ребячество, что они с кадетами устраивали иногда в лагере. Беззаботное детство, оставшееся где-то там, позади, сейчас вновь находило дорогу наружу с улыбчивым озорством и лучиком яркой надежды на то, что час для беззаботного веселья остался даже в этом жестоком мире.
Ловкими длинными пальцами людоящер Хрисс устроил театр теней для Лилу на освещённом костром валуне, сооружая тёмные контуры оленей, зайцев, летучих мышей, птичек и прочих созданий, которых вот так умел «мастерить», иногда даже разыгрывая какие-то сюжетные сценки.
Той очень понравилось, да и Диана наблюдала это всё с интересом, вспоминая, как давно-давно в детстве Вир делал нечто подобное и для неё не стене дома под освещением яркой подрагивающей лампады. Ночной привал нёс умиротворение и радость, хотя в степях всегда полагалось быть начеку.
Периодически на небольшие холмики вокруг взбиралась всякая пустынная нечисть: бледные безглазые ползуны-балбалы с голой кожей и длинными языками из хищных пастей, гули-трупоеды, в которых обращались некоторые умершие здесь голодной смертью путешественники – но все они опасались приближаться к горящему костру. Однако само их присутствие вынуждало кого-то из компании постоянно поддерживать огонь и дежурить, чем и занимались сперва Стефан с Бромом, а следом, уже глубокой ночью, двое остроухих мародёров, сменяя друг друга. Ночь прошла довольно спокойно.