Песнь Ахилла - стр. 36

Я чуял запах моря. Он был везде, у меня в волосах, на одежде, в липкой влаге пота. Даже тут, в рощице, среди земли и лиственной прели, меня настигла нездоровая солоноватая гниль. На миг желудок скрутило, и я привалился к струпчатому стволу. Грубая кора царапнула по лбу, привела в чувство. Скрыться бы от этого запаха, думал я.

Я пошел на север, в сторону дворцовой дороги – пыльной ленты, выглаженной колесами телег и лошадиными копытами. Почти сразу за воротами она раздваивалась. Одна ее половина уходила на юго-запад, через луга, валуны и низкие холмы – этим путем сюда приехал я, три года назад. Вторая половина дороги, извиваясь, вела на север, к горе Отрис, и дальше, к горе Пелион. Я пробежался по ней взглядом. Дорога огибала поросшие лесом предгорья, а затем скрывалась среди деревьев.

С летнего неба на меня обрушивалось жаркое, немилосердное солнце, словно желая загнать меня обратно во дворец. Но я все не уходил. Говорят, они красивые, наши горы – кипарисы и грушевые деревья, льдистые ручьи. Там будет тень, прохлада. И не будет ни ослепительных пляжей, ни сверкания моря.

Можно ведь уйти. Внезапная, очень заманчивая мысль. Я вышел на дорогу, думая только сбежать подальше от моря. Но передо мной открылся путь, ведущий к горам. К Ахиллу. Моя грудь резко вздымалась и опадала, будто я старался дышать в такт мыслям. У меня и вещей-то не было, ни хитона, ни сандалия – все принадлежало Пелею. Даже в дорогу собираться не надо.

Только материнская лира, лежавшая в сундуке в одном из дворцовых покоев, удерживала меня. Я помешкал, раздумывая, не стоит ли вернуться и забрать ее. Но был уже полдень. Времени на дорогу оставалось всего-то до вечера, потом меня хватятся – льстил я себе – и пошлют погоню. Я оглянулся на дворец – никого. Стражники куда-то ушли. Сейчас. Если уходить, то сейчас.

Я побежал. Прочь от дворца, по дороге, ведущей в лес, обжигая стопы о выжженную солнцем землю. Я клялся, что буду все свои мысли держать при себе, только бы еще хоть раз его увидеть. Теперь-то я знал, чем заплачу за несдержанность. От боли в ногах, от дыхания, взрезавшего грудь, я чувствовал себя лучше, яснее. И потому я все бежал.

Капли пота скользили по груди, падали на дорогу. Я становился все грязнее и грязнее. Пыль и обрывки листвы липли к икрам. В мире не осталось ничего, кроме шлепанья ног и пыльного отрезка дороги впереди.

Наконец – через час? два? – я больше не мог бежать. Я сложился пополам от боли, яркое полуденное солнце пошло черной рябью, и меня оглушило звоном крови в ушах. По обеим сторонам дороги теперь густо росли деревья, дворец Пелея остался далеко позади. Справа от меня возвышалась гора Отрис, а сразу за ней – Пелион. Уставившись на ее вершину, я попытался прикинуть, далеко ли еще до нее. Десять тысяч шагов? Пятнадцать? Я пошел дальше.