Пески времени - стр. 14
Вернувшись в отведенную ей мрачную клетушку, она сказала про себя: «Это место напоминает мне змеиную нору». Пол был дощатым. Большую часть пространства занимали жесткий стул и койка. Ей страшно хотелось почитать какую-нибудь газетенку. «Найдешь ее здесь», – подумала Лючия. Здесь никогда и не слышали про газеты, не говоря уже о телевидении и радио. Связь с внешним миром полностью отсутствовала.
Но больше всего Лючию раздражало противоестественное безмолвие. Единственным способом общения были изображаемые руками знаки, и необходимость их запоминать приводила ее в бешенство. Когда нужен был веник, ее учили, вытянув вперед правую руку, водить ею справа налево, будто подметая. Когда преподобная мать была чем-то недовольна, она трижды соединяла перед собой мизинцы обеих рук, прижимая остальные пальцы к ладоням. Когда Лючия медленно делала порученную ей работу, преподобная мать касалась своей правой ладонью левого плеча. Чтобы выразить Лючии свой упрек, она начинала всеми пальцами чесать себе щеку возле правого уха сверху вниз. «Боже мой, – размышляла Лючия, – можно подумать, что у нее вши».
Они уже дошли до часовни. Монахини безмолвно молились, но сестра Лючия думала о чем-то более важном, чем Бог: «Через пару месяцев, когда полиция перестанет меня искать, я сбегу из этого дурдома».
По окончании утренней службы Лючия вместе с другими монахинями направлялась в трапезную, ежедневно тайком нарушая установленные правила тем, что разглядывала их лица. Это было ее единственным развлечением. Ей казалось невероятным даже думать о том, что ни одна из сестер не знала, как выглядят другие.
Лица монахинь ее завораживали. Среди них были и старые, и молодые, и прелестные, и уродливые. Она не могла понять, почему все они казались такими счастливыми. Ее особенно привлекли три лица.
Одно принадлежало сестре Терезе, женщине, которой на вид было за пятьдесят. Она была далеко не красавицей, но присущая ей некая одухотворенность наделяла ее почти сверхъестественным обаянием. Казалось, она постоянно внутренне улыбалась, словно знала какую-то волшебную тайну.
Другой восхищавшей Лючию монахиней была сестра Грасиела, женщина потрясающей красоты, лет тридцати, со смуглой кожей, тонкими чертами лица и большими блестящими черными глазами. «Она могла бы быть кинозвездой, – думала Лючия, – но кто она? Зачем она хоронит себя в этой дыре?»
Третью, вызывавшую у Лючии интерес монахиню – голубоглазую, со светлыми бровями и ресницами, – звали сестра Миган. У нее было свежее открытое лицо, и на вид ей было около тридцати.