Песчинка. Пустой мир - стр. 35
Сейчас я счастлив, что получил шанс провести время с женой. Через два месяца в мае она забеременела. Однако ситуация в мире начинала меняться к худшему и мы боялись, что ребенку не суждено родиться. Каждый день по новостям сообщали о новых жертвах страшной болезни. Инфицированных людей запирали в больницах, объявили всемирный карантин. Но ничего не помогало, ведь болели ещё и животные. А их так просто не запрешь.
К октябрю ситуация вышла из-под контроля. Всё больше людей заражались, а многие совершали суицидальные действия. Никто уже не стремился помогать, потому что спасали свои шкуры.
Моя жена заболела после того, как сходила в магазин. В декабре перед рождеством ее не стало. Я не видел… как… Я… просто проснулся утром, а рядом ее ночная сорочка, в которой она уснула. Помню лишь ее раздирающий кашель всю ночь, а потом он стих… я уснул и… всё. Нет жены. Нет ребенка. И тогда я подумал, что меня тоже уже нет.
Я начал пить. Многие магазины уже считались брошенными, так я садился среди бутылок спиртного, брал какую-нибудь наугад и пил, пил, пил… до тех пор, пока не отключался.
Долгое время не понимал, почему меня никак не берёт этот чертов вирус. Даже когда улицы опустели, я всё еще ждал проявления болезни. Но ничего так и не случилось.
Вирус меня не убил.
Выпивка меня не угробила.
В Москве почти никого не осталось в живых, только одежда повсюду, груды столкнувшихся автомобилей, да я один. Нет, я встречал людей еще в течение всего января, но все они были обречены.
Весной я взял себя в руки, осмыслил произошедшее и понял, что Бог оставил меня на этой земле не просто так…
Кенни замолчал.
Я тяжело вздыхаю, пытаясь осмыслить все, что самой пришлось ощутить на собственной шкуре. Да и Оливии ситуация знакома, только девочка уснула во время его рассказа, положив голову на руки. Смотрю на нее, а на глаза слезы наворачиваются. Эльбрус лежит под столом и время от времени смотрит на нас сочувственными глазками, словно переживает все вновь так же, как и все мы.
– Значит… – мой голос хрипит, поэтому откашливаюсь. – В дни, когда происходило самое страшное, ты жил в беспамятстве?
– Именно. Я напивался так, что просто не замечал ничего вокруг. На улицу было страшно выходить. Люди сходили с ума, они воровали, избивали и даже убивали.
– Да… В моем городе происходило тоже самое. Все взрывалось, люди кричали. Потом папа спрятал меня в подвале. Мы называли его «бомбоубежищем», но на самом деле это всего лишь подвал, который мог защитить нас в случае любых катаклизмов или даже войны. Отец сделал электронный замок с кодом. Вот и запер меня там на месяц.