Первый всадник. Книга вторая - стр. 6
— Хм, начинаю узнавать свою кровожадную Войну. Продолжай, милая, такие разговоры меня страсть как заводят. — Дьявол поставил локоть на стол и подпер голову ладонью, с нежностью наблюдая за мной.
— А еще ангелом назывался.
— Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, — продекламировал с выражением брюнет, имея в виду свое прошлое.
— И кто из князей ада Пушкина в ад таскает? — Я закончила убирать соль и вернула чашку мужчине, предварительно положив в напиток две ложки сахара.
Мешает пусть сам. Не маленький, разберется.
— Бельфегор. Он любит творческие души. Увы, Пушкин к нам не попал. — Наигранно печальный вздох.
— На его счастье, — шепнула в сторону, радуясь за русского классика.
— Мой князь целое десятилетие страдал, топя в кипящем масле грешные души под «У лукоморья дуб зеленый» и «Я к вам пишу — чего же боле?». Больше его так не закидывало аж до самой смерти Булгакова. Тогда он сменил масло на стопроцентный спирт и все приговаривал: «Это водка? Помилуйте, королева, разве я позволил бы себе налить даме водки? Это — чистый спирт!» Помнится, топил он тогда только красивых женщин. А сейчас помешался на Джордже Мартине. Заводит души в мерзлую пустыню и говорит: «Зима близко», — перед тем как скинуть их в никогда не таящие льды навечно. Грешники там бродят, пока не замерзнут окончательно. Князь называет их белыми ходоками, делит на армии и проводит сражения. В общем, креативный парень. Тебе понравится.
— Предпочту остаться незнакомцами.
— Зря. Творческий демон. В расцвет кубизма восхищался Пикассо. Несколько лет у нас души ходили порубленные и слепленные по частям. Причем он перемешивал их и собирал наугад. Веселенькие уродцы у нас тогда гуляли по аду. Что ни день, новый сюрприз. Вельзевул тогда в шутку назвал регион Бельфегора Мясорубкой.
Люцифер так рассказывал это, будто вспоминал лучшие деньки своего прошлого. А ведь речь шла о душах живых людей, что мучились из-за ужасных предпочтений падших ангелов. От этого меня начало подташнивать, и эспрессо попытался выбраться наружу.
— Ты позеленела, милая, — самым нежным голосом обратился ко мне дьявол, а у меня от него все в зобе сперло, такой ужас эта интонация наводила. — Неужели тебе жалко эти никчемные, прогнившие души? Считаешь, что мы чудовища?
Голос оставался ровным, но я четко ощущала опасность. Моя реакция взбесила владыку ада.
— Да, я дьявол. А они мои князья. И мы мучим грешные души, потому что кто-то должен это делать. Не я заставлял маньяка убивать и насиловать женщин, и не я поселил идею перебить родных ради наследства в голову младшего сына. Люди сами уничтожают и разлагают себя. Я лишь осуществляю волю отца: наказываю. Так почему же я зло, а они жертвы?! — И стол разлетелся на щепки.