Первый воин - стр. 32
– Кирсанов, пока я не увижу, что ты съел хотя бы тарелку горячего, из кухни не выпущу! – Ольга Александровна перегородила дверной проём, уперев руки в бока.
– Ляль, да у меня всё есть! Отдыхайте с дороги! – наивный дядя Петя пытался сопротивляться.
– Стоять! Кругом! За стол марш! – развернула грозная женщина беглеца, – Александра! Ты где запропастилась?
– Мам, я за твоей спиной, добровольно сдаюсь в плен! – я вошла в кухню с поднятыми руками.
Пока эта фурия, что называла себя моей мамой, буянила над кастрюлями, мы с дядей Петей притихли, сидя плечом к плечу за столом. Я украдкой рассматривала соседа, который неожиданным и лишь слегка уловимым преображением меня удивил. Почему-то с этим мужчиной, на мой взгляд, у нас больше общего, чем с Константином Игнатовым. Мы с дядей Петей не любим привлекать внимания, заботимся о маме, не любим болтать, а свои чувства выражаем поступками. Мы следим внимательно за этим миром, но очень стараемся, чтобы мир не обнаружил нас.
Куриный суп немного сбавил градус напряжённости в помещении:
– Ляль, ну всё, – взмолился Кирсанов, послушно доедая второе, – я, честное слово, больше не могу, да и на смену мне через час.
Это обращение к маме – «Ляля» – всегда мне казалось похожим на то, как старший брат обращается к озорной сестрёнке, оно редко проскальзывало и казалось мне очень домашним, семейным. А сегодня я услышала это детское прозвище как-то по-иному. Дядя Петя любит маму не как брат.
Сосед сбежал с такой скоростью, что сверкали только пятки:
– Я тебе собрала контейнер с собой! – мама прокричала уже соседу в спину, а потом тише пробубнила: – Ладно, позже сама занесу.
Я безропотно закончила со своей тарелкой и внимательно следила за родительницей. У меня был миллион вопросов.
– Ну всё, начинай, – Ольга Александровна убрала посуду со стола и махнула мне рукой.
– Что начинать? – я сделала вид, что не понимаю, о чём она.
– Спрашивай всё, что хотела! – устало ответила мама и подвинула себе поближе чашку с остатками чая.
– Ты знала, что он сегодня приедет? – тихо задала я первый вопрос.
Мы не называли имён, да и зачем: всё и так понятно.
– Да. Он позвонил, когда я нашла тебя в больнице. Сказал, что знает про взрыв, что хочет помочь, – мама никогда не юлит в разговорах со мной.
– Тебе было тяжело с ним говорить? – спросила я, почему-то чувствуя свою вину из-за этого.
– Нет, – мама вдруг выдохнула, точно всё это время ждала от меня нотаций или истерики. – Ась, знаешь, я настолько испугалась за тебя, что его появление в нашей жизни вышло не таким эффектным. Я уже давно не слежу за его перемещениями по миру. Мы попрощались единожды и больше не видели друг друга. А ты как? Ты злишься? Нужно было раньше тебе рассказать?