Первый человек - стр. 22

– Где ты был? – спросила Ева.

– Работал. А ты?

– Тоже были дела по работе. Не хочу о них говорить.

Она попробовала соус.

– Теперь я накрою это крышкой и буду тушить на медленном огне.

Де Пальма пристально посмотрел на Еву. Выражение его лица изменилось. Ева догадалась, что его что-то тревожит.

– Лучше скажи мне, что происходит.

– Я чувствую: скоро случится что-то нехорошее.

– Это неудивительно: такая у тебя профессия.

Ева всегда умела читать мысли Барона по его глазам. Сейчас она догадывалась, что его душа почти опустошена.

– Что значит «нехорошее»?

– Это очень смутное ощущение: я вдруг почувствовал, что потерял душевное равновесие. Говорят, что жизнь посылает людям сообщения, смысл которых так же ясен, как смысл иероглифов. Но если человек не Шампольон[14], он не сумеет их расшифровать. А хуже всего то, что, если даже сумеет, все равно опоздает что-то предпринять.

– Ты слишком долго жил на границе с темной стороной мира. Пора вернуться на свет.

Жорж Тиль начал серенаду Фауста:

Ева перестала говорить и стала слушать эти старинные воркующие рулады. Мелодия тронула ее душу, но еще сильнее растрогали чуть-чуть слащавые слова о том, на что способен мужчина, чтобы обольстить женщину. Иногда ей казалось, что музыка оперы немного похожа на те мелодии, которые баюкали ее в детстве, – на шлягеры прежних эстрадных певцов с завитыми волосами. Де Пальма вынул диск до того момента, как дьявол вышел на сцену и разбил жизнь Маргариты.

– Сегодня днем звонила Анита, – сказала Ева.

Отношения Евы и ее единственной дочери Аниты были бурными и шумными, как мистраль. Стоило одной сказать хоть слово наперекор другой, сразу поднималась буря. В этот раз Анита позвонила матери, чтобы сообщить, что беременна уже два месяца. В принципе такая новость должна бы стать великой радостью, но будущий отец был далеко не идеален – любил передачи на средних волнах больше, чем следует разумному человеку, ездил на черном БМВ и знал, как можно улучшить повседневную жизнь с помощью хитрых уловок. Он был вульгарным – шесть колец на пяти пальцах! – и гордился своей вульгарностью. Гнев Евы был ужасен. Она грубо ответила дочери, о чем теперь жалела.

Де Пальма решил, что он – человек другого времени, когда люди не попадали в такие истории, к тому же у него есть более важные дела, и поэтому удалился на цыпочках. Одна мысль сверлила его мозг. Он открыл большой стенной шкаф в коридоре и разыскал среди тысячи вещей, которые забросил в глубину этого шкафа, прогулочные ботинки, которые не надевал уже много лет. Ботинки по-прежнему были ему впору, и это успокоило де Пальму.