Первые и Вторые. Второй сезон. Корнеслов - стр. 58

Тихомир, помолчав, сделал вывод:

– Ветвенное значение слова известно каждому в своем языке, а коренное открывается только тому, кто рассуждает о началах языка.

Тимофей согласился:

– Именно так, молодец! Всякий, например, знает слово гриб, но почему он назван так, доберется только тот, кто станет рассматривать корень грб, сличая слово с другими. Например, тот же корень с имеющимися ветвями погреб, гроб, гребень, горб. Тогда он увидит, что эти слова не представляют ничего сходного с «грибом» и потому не могли подать мысли к такому названию.

Но горб и гриб имеют между собою великую соответственность, поскольку верхняя часть гриба, шляпка, действительно горбата. Итак, от понятия о горбе произведено имя гриб. Богемец из того же hrb, или горб, произвел две ветви: hrib и herb, из которых hrib значит у него то же, что и у нас гриб, а под второю – hreb – он разумеет то, что мы называем гвоздь. Сходство сих предметов дало ему повод назвать их одинаково, изменив только одну гласную букву.

При сличении славянских слов с иностранным не довольно явного сходства букв и значений, как например, английское brow и славянское бровь, германское grabe и славянское гроб, шведское sister и славянское сестра, французское sel и славянское соль. Подобные слова хотя и показывают некоторое сходство между всеми языками, но их не так много, и притом это не приведет нас к познанию, каким образом от одного и того же языка расплодились столь многие и столь различные между собою наречия.

Солнце уже стало ярко-красным и пошло на закат.

Марфа начинала позевывать, и Тимофей предложил:

– Давайте, други мои, завтра продолжим.

Марфа прильнула к Тихомиру и тихонечко проворковала:

– Так, Тихомирушка, мы дойдем с тобой, ну… до полной учености!

Тихомир весело рассмеялся в ответ:

– Завтра продолжим.

Тихомир уже лежал в постели, когда занавесь колыхнулась и через узкую щелочку в каморку проскользнула Марфа.

Прикрывая рукой огарок свечи, она посмотрела на Тихомира:

– Не спишь?

Поставив свечку на сундук, она повернулась.

По телу Тихомира пробежали мурашки – в отблеске свечи мимолетно проступил силуэт ее фигуры, просвечивающий сквозь тонкую ткань ночной рубахи. Нет, она не была похожа на столичных светских плоскогрудых, болезненно бледных барышень из прошлой жизни Тихомира, утомляющих себя диетами для поддержания осиной талии. Ее крепкое, округлое тело с крутыми бедрами и высокой полной грудью призвало к себе.