Первопроходцы - стр. 72
– Море где-то близко! – смежив веки, вздохнул Андрей Горелый.
Красноярские казаки, поглядывая на полдень, вспоминали сыск над атаманом Копыловым и десятником Москвитиным. Кто мог знать, когда волоклись за Камень дальним и трудным путем, чем все обернется? Иные удрученно молчали, глядя на угли костра.
– Чем дальше на полдень, тем ближе пекло! – жестко посмеялся Вторка Гаврилов.
– Не бес тому виной, воеводы! – сурово глядя на угли, прошипел Мишка Коновал. Лицо его было коричневым, как кора лиственницы, на нем ярко белел рваный шрам от уголка скошенного рта к уху.
Казак сказал то, что было на уме у всех. Пантелей усмехнулся, качнув седой головой, атаман метнул на Мишку недовольный взгляд, но промолчал.
– К полуночи – море, к полудню – море, – заговорил старый промышленный. – Похоже, Великий Камень тянется среди океана на восход. А сколько, того никто не знает.
– По мне, тянись он хоть до края света, – раздраженно буркнул Втор Гаврилов. – Зарекаюсь подставлять спину за правду. Добуду кое-какое богатство, вернусь в Красноярский, напрошусь в пашенную слободу и иди она к бесу казачья служба.
– Не может того быть, чтобы чему-то не было конца! – пропустив мимо ушей сказанное красноярцем, заспорил Михей Стадухин и с пониманием взглянул на Пантелея. – Даст бог, дойдем!
Красноярские казаки пустились в воспоминания о Ламе, в который раз пересказывая о богатствах полуденной стороны Великого Камня. Промышленные, раззадоренные их сказками, стали расспрашивать Чуну о путях к морю и племенах, живущих там.
По словам ламута, его народ был многочисленным: и сидячим по избам, называвшим себя мэнэ, и кочующим на оленях – орочи. Ни те, ни другие не слыхивали, чтобы платить кому-то ясак или выкуп за пленников, потому за него, за Чуну, родственники ничего не дадут. А зверя в его земле множество, есть соболь.
– Заманивает, – посмеивался Михей, соскребая сосульки с рыжих усов. – Думает, прельстимся: единоплеменники нас перережут, а его освободят.
Пантелей соглашался, что ясырь так и думает, но кивал на Втора Гаврилова и Андрея Горелого, ссылался на рассказы Ивана Москвитина.
Судьба десятника, небрежение воевод к его сказкам о Ламе и десять сороков дешевых соболей из одиннадцати привезенных не прельщали Михея Стадухина, мысль о том, что можно, по попущению Божьему, вернуться должником, – ужасала. Он внимательно слушал рассуждения товарищей, забывая о насущном, потом спохватывался о делах дня, допытывался у Чуны и тойона Увы, где найти лес повыше и потолще.
Якут пытался убедить ватажных, что в лесу жить опасно: враги могут подкрасться незамеченными, дерево упасть на головы, прельщал зимовкой на равнине. Отчаявшись, указал падь, укрытую с севера горами. Она была в днище пути от якутских кочевий.