Первопроходцы - стр. 69
– Там якуты воюют между собой. – Повел носом на закат. – Холопят друг друга, грабят, здесь тунгусы и ламуты, урусы везде ясак требуют. Возле острогов хотя бы не воюют, не грабят.
Пантелей Пенда усмехнулся, пролопотал скороговоркой:
– То наши друг друга не грабят: чуть отъедятся – поедом жрут один другого!
– На то и царь, – нравоучительно изрек Стадухин, – чтобы дать всем закон, мир и порядок!
Старый промышленный, глядя на пламя костра, презрительно хмыкнул в седую бороду. Втор Гаврилов, молча и внимательно слушавший говоривших, обернулся к Андрею Горелому, спутнику по москвитинскому походу:
– Якуты говорили про разных тунгусов: мемельских и приморских – ламских. Этот не из тех ли, что были на Улье? – указал глазами на длинноволосого.
– Похож! – согласился красноярец. – Одет иначе.
Стадухин, услышав их, перевел взгляд с одного на другого, стал выспрашивать тойона про тунгусов в кожаных халатах. Их среди пленных не было.
Вторка с Горелым тоже заговорили про всадников в кожаных халатах.
– Похожи на ламутов из-за Камня! Может быть, здешние аргиши (пути, проторенные оленями и людьми) ближе тех, которыми мы ходили?
Вечером тяжелораненого якута вытащили из выстывшего брюха бычка. Его лицо порозовело, ресницы запавших глаз стали подрагивать. А к русскому стану прибежала молодая якутка с ужасом в лице, глаза ее казались закрытыми, глубоко запавшими, как у покойницы, рот разинут. Она кинулась к Пантелею Пенде, мертвой хваткой вцепившись в его парку, спряталась за спиной. К русскому стану смущенно подошли два якутских мужика, потоптавшись на месте, попросили вернуть женщину: ей надлежало сгореть на костре вместе с убитым мужем.
– Кто пожалеет бабенку и выкупит? – спросил спутников Пантелей, не пытаясь отодрать якутку от парки. – Мне дать нечего.
– А что они хотят? – смешливо покряхтывая, отозвался Федька Катаев из круга притихших казаков и промышленных. Он вел трех лошадей и все были целы, имел при себе ходовой товар.
Пантелей переговорил с якутскими мужиками, потом с вожами.
– Топор, четыре пригоршни бисера, ведро муки на поминальные лепешки. За выкуп отдадут женщину в вечное холопство.
Федька переглянулся с Герасимом.
– Дорого? На Лене молодую ясырку можно купить дешевле.
– Заплати! – стыдливо попросил Тарх Герасима, поскольку якуты мотали головами, не желая торговаться, а Федька – платить по их требованию.
– На кой она тебе? – проворчал младший, но, взглянув на лицо якутки, пожалел ее, со вздохами пошел за бисером и мукой.
Едва он отсыпал оговоренное, женщина отцепилась от Пенды, бросилась к нему. Герасим застонал от боли свежей раны и толкнул ее Тарху. Она поняла и крепко ухватилась за рукав среднего Стадухина.