Первопроходцы - стр. 51
– Чего тебе? – скривил бровь Хабаров, ожидая просьб, перекрестил бороду и влил в рот вино.
Попов тоже выпил, крякнул, перекрестился, приветливо взглянул на пьянчужку, переводившего глаза с одного на другого. Взявшись за штоф, хотел уже плеснуть ему, но тот закрыл чарку ладонью и мотнул головой.
– Не надо вашей, горькой, – пробормотал, икая. – Бедные вы, бедные!
– Чего мелешь, полудурок? – цыкнул на пропойцу Хабаров.
Распахнулась тесовая дверь, вошел тобольский казак от новой власти, Курбат Иванов. Важный и кочетоглазый, строго оглядел сидевших, небрежно поманил полового, стал громко выговаривать, чтобы слышали все:
– Указом воевод наших – зерни и блядни по кабакам не держать. Кто начнет ночами из своих подворий ходить и ночевать безвестно и рухлядь какая новая объявится в ночных приносах, с тех сыскивать строго!
– Не тебе нам об этом говорить, сын блядин! Кто ты на Лене и кто мы? – выкрикнул Хабаров.
Курбат не снизошел до склоки, бросил на него снисходительный взгляд и повернулся, чтобы выйти.
– Не ругай бедного, – всхлипнул пропойца. – Он много чего государю выслужит, а наградят батогами. Забьют до смерти! – Пьянчужка икнул, дрогнув всем телом, слезы покатились по воспаленным щекам. – Бедные вы, бедные!
– Ты хоть знаешь, с кем сидишь, полудурок? – прикрикнул на него Хабаров.
Тот мотнул головой и качнулся, едва не соскользнув с лавки.
– Знаю только, что сейчас вы рядом, – указал глазами на Ивана Москвитина, – а скоро друг в друга из пушек стрелять будете. И ты, – поднял больные глаза на Хабарова, – за все свои заслуги великие помрешь в нищете и долгах!
– Кто я – тебе безвестно, а то, что когда-нибудь помру, – знаешь? – стал забавляться Ерофей.
– Да! – кивнул пьянчужка. – На печке помрешь, в чине сына боярского, в долгах и бедности.
– И с чего же, дурак, мне, промышленному человеку, дадут средний чин? – расхохотался Ерофей.
– Не знаю! – изумленно уставился на него пропойца, снова икнул, смахнул со щек слезы.
– На печи, говоришь, да еще на своей – это хорошо! – повеселев, расшалился Ерофей.
– Почто вам такая награда за все ваши труды и муки? Один только отойдет к Господу возле родины, в разрядном атаманстве, в славе и достатке. А намучается-то, не приведи Господи! – скользнул воспаленным взглядом по Стадухину и затряс плечами, будто сдерживал рвавшиеся рыдания.
– Почем знаешь? – неприязненно процедил Москвитин, шумно вдыхая после выпитого.
– Открылось вдруг, – опять содрогнулся пропойца. – И тебе не будет награды…
Про Москвитина знали многие в остроге и сочувствовали ему. Слова пьяного Ивана не удивили.